Робин Норвуд - Женщины, которые любят слишком сильно

Меня всегда волновало только одно: как хорошо провести время. «Кайфуй и дрейфуй» было моим жизненным лозунгом, и у меня гораздо лучше получалось кайфовать, чем дрейфовать. Элейн буквально распирало от неразделенных эмоций. Она сказала, что любила кого-то в Калифорнии, но ей казалось, что она не имеет права на спокойную жизнь, когда в этой стране страдает столько других людей.

В тот день мы просидели в парке два или три часа, болтая на разные темы, рассказывая друг другу все больше о себе и о своих интересах. Потом мы пошли в дом, где я обычно пьянствовал: я снимал его на паях с приятелями. К этому времени Элейн сильно проголодалась. Она начала есть и прибираться на кухне, а я тем временем пил в гостиной. Играла музыка. Я помню, как она вышла с чашкой орехового масла, ножом и крекерами и села рядом со мной. Мы смеялись и смеялись, словно ненормальные. Думаю, мы оба в этот момент видели в себе наркоманов — более ясно, чем когда-либо потом. Не было никаких извинений и оправданий — просто мы делали то, что нам нравилось; кроме того, каждый из нас нашел партнера, который и не думал попрекать другого его недостатками. Не сказав друг другу ни слова, мы уже знали, что нам будет хорошо вместе.

После этого мы еще не раз хорошо проводили время, но я не припомню случая, когда мы оба чувствовали бы себя так легко и раскованно. Вообще-то наркоманы — очень замкнутые люди.

Помню, как мы ссорились и спорили о том, могу ли я заниматься с ней любовью, не напиваясь при этом. Она считала себя толстой и отвратительной. Когда я пил перед тем, как лечь с ней в постель, она была уверена, что мне приходится это делать из-за ее вида. Но на самом деле мне требовалось напиться, чтобы заняться любовью с любой женщиной. Мы оба были крайне низкого мнения о себе. Я использовал ее пристрастие для самоуспокоения, так как ее вес ясно указывал на наличие проблемы. Отсутствие у меня стимула к работе и тот факт, что моя жизнь катилась в никуда, были менее очевидны, чем лишние фунты, которые она таскала на себе. Она добивалась от меня признания того, что я ценю ее личность, а не внешний вид, и тогда между нами на время наступал мир.

Она говорила, что много ест оттого, что очень несчастна. Я говорил, что напиваюсь оттого, что не могу сделать ее счастливой. Вот таким нездоровым способом мы прекрасно дополняли друг друга. У каждого из нас было оправдание тому, что он делал.

Большую часть времени мы притворялись, будто настоящих проблем вообще не существует. В конце концов на свете полно толстых и пьющих людей.

Потом меня арестовали за хранение опасных наркотиков. Я провел десять дней за решеткой, но родители нашли ловкого адвоката, добившегося для меня курса терапии в качестве альтернативы тюремному сроку. Пока меня не было, Элейн собрала свои вещи и ушла. Я очень разозлился. Я считал, что она бросила меня в трудную минуту. По правде говоря, перед моим арестом мы постоянно ссорились. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что жить со мной становилось все тяжелее и тяжелее.

Паранойя, которая развивается у людей, долгое время употребляющих наркотики, начала проявляться и у меня. Почти все время я пил и глотал таблетки либо хотел как можно скорее этим заняться. Элейн принимала происходившее со мной близко к сердцу, считая, что если бы она могла измениться, то я бы почаще бывал с нею, а не отключался каждый день. Она думала, будто я избегаю ее. Черт возьми, я избегал самого себя!

Как бы то ни было, Элейн исчезла примерно на десять месяцев — думаю, отправилась в очередной марш мира. Консультант, с которым я встречался, настаивал на том, чтобы я ходил на собрания «Анонимных наркоманов». Поскольку приходилось выбирать между собраниями и тюрьмой, я подчинился. Там я встретился с несколькими людьми, которых знал раньше. Через некоторое время до меня начало доходить, что у меня действительно могут быть проблемы с наркотиками. Эти люди жили и что-то делали, в то время как я по-прежнему ежедневно по нескольку раз отключался. Поэтому я перестал без толку таскаться на собрания и попросил одного парня, о котором много думал, помочь мне. Он стал моим поручителем. Я звонил ему дважды в день, утром и вечером. Это означало изменить все, к чему я привык — друзей, вечеринки, все остальное, — но я сделал это. Терапия оказалась полезной, поскольку консультант знал, что мне предстоит испытать, и мог вовремя предупредить меня. Так или иначе, но это сработало, и я смог воздерживаться от алкоголя и наркотиков.

Элейн вернулась через четыре месяца после того, как я стал полным абстинентом, и сразу началась старая песня. Мы уже играли в эту игру, которую мой консультант называл «заговором обреченных». Таков был наш способ использовать друг друга и иметь возможность практиковать наши болезненные пристрастия. Я знал, что если свяжусь с ней, то все начнется снова. Теперь мы даже не друзья. Мы просто не можем поладить друг с другом, если не можем болеть вместе.

Что привлекло Грега к Элейн?

С самого начала между Грегом и Элейн установилась прочная связь. У каждого из них имелось пристрастие, управлявшее его жизнью; с первого же дня они сосредоточили все свое внимание друг на друге, стараясь уменьшить путем сравнения значительность и силу собственных пристрастий. Сначала в завуалированной форме, а затем более открыто они обменялись разрешениями оставаться больными, хотя на словах и выражали недовольство собственным состоянием. Подобная схема поведения чрезвычайно распространена среди партнеров, имеющих болезненные пристрастия, независимо от того, питают ли они пристрастие к одному наркотическому веществу или к разным. Они используют поведение и проблемы партнера, чтобы избежать мыслей о серьезности собственных проблем, и чем серьезнее проблемы, тем сильнее нужда в партнере, на которого можно отвлекаться, забывая о собственной одержимости и неуправляемости.

Элейн представлялась Грегу понимающим человеком, готовым пострадать ради того, во что он верит. Такая черта обладает для наркоманов магнетической притягательностью, поскольку готовность страдать является необходимым условием для взаимоотношений с наркоманом. Она гарантирует, что наркомана не оставят в одиночестве в тот неизбежный момент, когда его дела станут совсем плохи. После долгих месяцев жестоких ссор и лишь в отсутствие Грега, попавшего за решетку, Элейн нашла в себе силы хотя бы на время оставить его. Разумеется, потом она вернулась, готовая возобновить отношения с той точки, в которой они прервались.

Грег и Элейн знали только одно: как быть больными вместе. С ее неуправляемым пристрастием к еде она могла чувствовать себя сильной и здоровой лишь в том случае, если Грег постоянно напивался и употреблял наркотики. Справедливо и обратное: Грег мог считать свое пристрастие жестко контролируемым лишь по контрасту с ее неудержимой потребностью в еде и избыточным весом. Выздоровление Грега сделало ее недостатки слишком очевидными для совместной жизни. Чтобы вернуться к приемлемому статус-кво, ей нужно было спровоцировать его на возврат к вредной привычке.