Надежда Маркова - Ошибки аиста

С идеей усыновления детей я неожиданно для себя столкнулась лоб в лоб в конце девяностых годов. Тогда на улицах Одессы было превеликое множество беспризорных детей. Их можно было увидеть праздно шатающимися по улицам города, просящими у вокзалов и подземных переходов, играющими в карты на берегу моря, спящими в парках на скамейках, вдыхающими клей с целлофановыми мешками на головах. Если дети – наше будущее, то нам не позавидуешь.

Ранней весной я встретила на улице двух мальчишек, которые продавали газеты, – так зарабатывали себе на пропитание. Они были из какого-то полулегального приюта, находившегося в подвале старого дома, и какая-то сердобольная тетя Валя кормила там этих забытых Богом и людьми пацанят. Моросил дождь, было сыро и мерзко. Я пригласила детей в «Макдоналдс». Пока ели, они наперебой рассказывали мне каждый свою историю – историю своей жизни.

У старшенького, Андрея, мать была жива. Выходила замуж несколько раз. От каждого мужа у нее по ребенку. Андрюша – второй ребенок и единственный сын, после него еще две сестры. Все мамины «хахали»,как окрестил их мальчик, его били, заставляли ходить в магазин за водкой и сигаретами, а последний просто выгнал из дома. Мать не заступилась. Она снова была беременна.

Второго мальчика звали Стасом. Он был совсем изможденным, маленьким и худеньким. Я думала ему лет 9, а ему оказалось 13. У него тоже была мать, она пила, не работала. Он в поисках пропитания рыскал по городу – то просил, то пел, то воровал. Без еды и денег не возвращался. Ночевал или на вокзале, или на пляже. Однажды вернулся домой, а в их комнатенке живут чужие люди. Ни сестры, ни матери. Где? Неизвестно. Два года он их искал. Безрезультатно. Мальчики прошли и Крым, и рым: одесские катакомбы, милицейские облавы, голод и холод, драки и поножовщину. Но души у них были светлые. Однажды, смеясь, Стасик поднял ногу и показал мне свой кроссовок, «вид снизу»: половины подошвы не было. Я повезла ребят на наш «Седьмой километр» – вещевой рынок,– купила им одежду и обувь. Стала приглашать их домой или в кафе, чтобы покормить. Мои знакомые говорили, что я сумасшедшая, нельзя доверять беспризорникам и приводить их в дом. Я не знаю почему, но у меня страха не было.

Полгода спустя, когда мы сидели в кафе, мальчики, как заговорщики, переглядываясь и толкая друг друга локтями, пытались начать разговор: «Ты скажи». – «Нет, ты скажи». – «Нет, я не могу, ты все начал». – «Эх ты, ну давай!». Они во все глаза смотрели на меня, но не решились. И лишь когда я пришла домой, меня, словно кипятком, обожгла догадка: я поняла, о чем так и не смогли сказать ребята... Они хотели просить меня, чтобы я узаконила эти наши теплые отношения, чтобы усыновила их. Так и не осмелились сказать. Когда мы расставались, на прощание младший, Стасик, по-мальчишески размахивая руками,горячо произнес: «Тетя Надя, если тебя кто-то обидит, ты скажи. Я ему все стекла побью, я ему за тебя... в общем, я не знаю, что я с ним сделаю». Я чуть не расплакалась. Никто, никогда, ни один мужчина, не обещал мне такую преданность и защиту. Эти дети были полны нерастраченной любви, и они так благодарили за те крохи тепла и внимания, которые я могла им дать.

Вскоре Стас попал под машину. Водитель на «Жигулях», увидев беспризорника, просто скрылся с места происшествия. У мальчика долго не двигалась рука. Через время он снова попал в какую-то передрягу. Явно ребенок следовал вслед за кем-то пострадавшим из своей семьи. Тогда я еще ничего не знала ни о системах, ни о семейных переплетениях. Я покупала гипсовые бинты, лекарства, мумие. Потом подвал,где был приют,власть имущие отобрали,и ребята исчезли из моего поля зрения.

Через время старший, Андрюша, как-то зашел в гости и попросил одолжить денег. Он сказал мне, что уезжает с другом на строительство в Россию. А вечером дочка увидела его пьяным в городе. Так было горько от этого и такая безысходность на душе. Я ничего не могла сделать,я была бессильна что-либо изменить в судьбе и жизни этих детей.

Лет через пять ко мне в дверь позвонили. На пороге стоял Андрей. Красивый,широкоплечий,голубоглазый,повзрослевший. Принес когда-то одолженные деньги. Благодарил и извинялся, вспоминал с нежностью наши встречи и вкус борща, и свои первые джинсы, купленные мною. Я таких благодарных глаз не видела ни у кого. Снова собирался на стройку в Подмосковье, там у него уже была девушка, к которой он и возвращался.

Малый, как он называл Стаса, по его словам, исчез неизвестно куда, и жив ли он, никто не знает. По последним слухам, он с другими был пойман на гоп-стопе – стоял на стреме, и на него свалили всю вину, или он сам все взял на себя.

Сейчас пишу, и слезы душат. Может, с этими мальчиками Бог дал мне шанс искупить вину за своих абортированных детей, а я... Могла ли я иначе? Наверное, нет. Души мало, сердца мало, сама мотаюсь по свету – то семинары, то тренинги, то Индия, то Непал. Да простит меня Бог, и да простят меня эти дети.

Мне лично не хватило мужества взять на себя ответственность и усыновить чужих детей. Хотя не хочется говорить «чужих». Чужих детей не бывает, и в этом много правды. Поэтому склоняюсь в низком поклоне перед теми, кто не словами, а делом помогает маленьким жителям нашей Земли: отогревает их сердца, заботится, поит и кормит – и этим делает нашмир добрее и лучше. Им предназначена вся нижеперечисленная информация.

1) Первое, на что важно обратить внимание тех, кто мечтает усыновить или удочерить ребенка, это то, что ребенок является частью другой семейно-родовой системы. Что только от членов своего рода, своей семьи, как плоды дерева от корней, маленький человек получает жизненные силы, энергию и поддержку предков. Поэтому, если у ребенка остались родственники (бабушки и дедушки, сестры, тети, дяди и другие), то правильнее будет, чтобы именно они стали его опекунами. Берт Хеллингер отмечает: «Они и занимают первый уровень системной ответственности за ребенка. Значит, только когда у ребенка действительно никого нет, тогда лицам из другой системы позволено занять их место,и усыновление будет правильным и благородным решением».

2) В ходе своих многочисленных семинаров Берт Хеллингер не устает повторять, что лучшим решением для ребенка будет не усыновление или удочерение, а оформление опеки над ним: «Даже в таких случаях лучше, если ребенок будет не усыновлен, а только проживать в семье официально опекающих его лиц. Усыновление – слишком серьезный шаг, и, как правило, совсем не нужно ребенку. Какая разница для ребенка между усыновлением и тем, если бы он просто проживал в семье опекунов? В последнем случае все не будет иметь таких серьезных последствий с семейно-системной точки зрения».