Ирвин Ялом - Проблема Спинозы

С дружеским приветом, Альфред

Доктор Карл Абрахам прочел письмо и протянул его обратно Фридриху.

— И как вы планируете ему ответить?

— Не знаю. Я хотел бы использовать наш с вами сегодняшний час, чтобы обсудить это. Вы его помните? Я описывал мой разговор с ним несколько месяцев назад.

— Это тот самый, что опубликовал «Протоколы сионских мудрецов»? Как же я могу его забыть!

— Я с тех пор не видел Розенберга лично. Только обменивался с ним письмами. А вот вчерашний выпуск его газеты, «Фелькишер беобахтер». Только взгляните на эти заголовки:

НАСИЛИЕ НАД РЕБЕНКОМ В ВЕНСКОМ БОРДЕЛЕ!

ЗАМЕШАНЫ МНОГИЕ ЕВРЕИ!

Мельком бросив взгляд на страницу, доктор Абрахам с отвращением покачал головой и спросил:

— А сами «Протоколы» — вы их читали?

— Только выдержки и пару критических рецензий, которые заклеймили их как фальшивку.

— Да, это очевидная фальшивка, но опасная! И у меня нет сомнений в том, что ваш пациент, Розенберг, об этом знал. Заслуживающие доверия еврейские ученые в моей общине говорят, что эти, с позволения сказать, «протоколы» были составлены бесчестным русским бумагомаракой, Сергеем Нилусом, который желал убедить царя в том, что евреи пытаются завладеть властью в России. По прочтении «Протоколов» царь отдал приказ о серии кровавых погромов.

— Итак, — начал Фридрих, — мой вопрос состоит в том, как я могу проводить терапию с пациентом, который совершает столь омерзительные поступки? Я знаю, что он опасен. Как мне справиться с моим контрпереносом [99] Контрперенос — характерный феномен взаимоотношений пациента и психоаналитика, противоположный феномену переноса. Перенос заключается в том, что пациент переносит на психотерапевта базовую ролевую схему взаимоотношений, сложившуюся у него в прошлом. Обычно это взаимоотношения родитель — ребенок, где психотерапевт выполняет роль отца или матери (даже если терапевт — мужчина). Соответственно, контрперенос — обратный процесс переноса, исходящий от психоаналитика, когда он реагирует на пациента не на основе реальности, но исходя из некоего образа другого человека, связанного с определенными установками, предубеждениями, страхами самого аналитика. Иначе говоря, аналитик в таком случае теряет нейтральность и реагирует как невротик. ( Прим. ред .) ?

— Я предпочитаю считать контрперенос невротической реакцией терапевта на пациента, а в данном случае у ваших чувств есть рациональная основа. Правильнее поставить вопрос так: «Как вам работать с пациентом, который по всем объективным стандартам является отвратительным, злобным человеком, способным на крайне разрушительные поступки?»

Фридрих некоторое время обдумывал слова своего наставника.

— Отвратительный, злобный… сильные выражения!

— Вы правы, доктор Пфистер, это мои слова, а не ваши, и я полагаю, вы намекаете, и совершенно правильно, на еще одну проблему — контрперенос наставника (супервизора [100] В оригинале автор использует термин « supervisor », но русское « супервизор » имеет иной и более узкий смысл. Этот термин — кальку с английского — применяют в настоящее время в системе обучения специалистов по психотерапии. (Так в процессе подготовки специалистов по транзактному анализу после нескольких лет обучения, практики, а также прохождения полного курса психоанализа самим учащимся ему присваивают квалификацию сертифицированного аналитика , следующая ступень — предварительный статус тренера , и высшая ступень — квалификация тренера и супервизора .) А поскольку во времена доктора Фрейда, и много-много позже, еще не было нынешней сложной схемы международной сертификации специалистов по психотерапии, в русскоязычном контексте этого изложения, наверно, все же уместнее использовать слово «наставник». ( Прим. ред.) ), который может негативно повлиять на мою способность учить вас. То, что я — еврей, делает лично для меня невозможным лечить этого отпетого антисемита. Но давайте посмотрим, не смогу ли я все-таки оказать вам помощь как наставник. Расскажите мне побольше о своих чувствах к нему.

— Хоть я и не еврей, меня лично оскорбляет его антисемитизм. В конце концов, почти все люди, с которыми я здесь близок — евреи: мой аналитик, вы сами и большая часть факультета в институте, — Фридрих подобрал со стола письмо Альфреда. — Вот, взгляните. Он с гордостью пишет об успехах своей карьеры, ожидая, что меня это порадует. А вместо этого я чувствую себя еще более оскорбленным и боюсь за вас, за всех цивилизованных немцев. Думаю, что он — это воплощенное зло. А его идол, этот Гитлер, возможно, инкарнация самого дьявола!

— Это говорит одна ваша часть. Однако есть и другая часть вас, которая хочет продолжать с ним видеться. Почему?

— Дело в том, что мы с вами обсуждали прежде — в моей интеллектуальной заинтересованности. Мне интересно анализировать человека, с которым у меня общее прошлое. Я всю жизнь знаком с его братом, я знал Альфреда маленьким мальчиком…

— Но, доктор Пфистер, ведь очевидно, что вы никак не сможете анализировать его! Уже само расстояние делает это невозможным. В лучшем случае вы будете встречаться с ним от случая к случаю, проведете пару-тройку разрозненных сеансов и никогда не сумеете произвести глубокие археологические раскопки в его прошлом.

— Верно. Я должен отказаться от этой идеи… Должно быть, есть и другие причины.

— Я помню, как вы рассказывали мне о своем чувстве уничтоженного прошлого. От него остался только ваш друг — его брат. Я запамятовал его имя…

— Эйген.

— Да, остается только Эйген Розенберг и — в значительно меньшей степени, поскольку вы никогда не были с ним особенно близки, — младший брат Эйгена, Альфред. Ваши родители умерли, братьев и сестер нет, у вас нет никаких других контактов с вашей прежней жизнью — ни людей, ни мест. Мне кажется, что вы пытаетесь отрицать старение или преходящий характер жизни, ища нечто нетленное. Вы разбирались с этим, я надеюсь, в своем личном психоанализе?

— Пока нет. Но ваше замечание очень ценно. Я не могу остановить время, цепляясь за Эйгена или Альфреда! Да, доктор Абрахам, вы ясно даете мне понять, что встречи с Альфредом никак не разрешают мои внутренние конфликты.

— Это настолько важно, доктор Пфистер, что я повторю. Встречи с Альфредом Розенбергом никак не разрешают ваши внутренние конфликты . Место для этого — сеансы вашего собственного психоанализа. Так?

Фридрих, смиряясь, кивнул.

— Итак, я еще раз спрашиваю: почему вы хотите видеться с ним?

— Я не уверен… Я согласен, он — человек опасный, человек, который сеет ненависть. Однако я все же думаю о нем как о маленьком мальчике, жившем по соседству, а не как о взрослом мужчине, который есть воплощенное зло. Я считаю его заблудшей душой, а не демонической фигурой. Он истинно верует в эту расовую чушь, и его мысли и действия исходят в абсолютно последовательной манере от посылок Хьюстона Стюарта Чемберлена. Я не верю, что он садист, психопат или человек жестокий. Он на самом деле скорее робок, почти труслив, он не уверен в себе, скован в общении с другими и целиком и полностью обуян надеждой на любовь со стороны их лидера, Гитлера. Похоже, он сознает свою ограниченность и с удивительной готовностью соглашается проделать терапевтическую работу.