Эвелин Андерхилл - Мистицизм

Здесь колесо жизни сделало свой последний круг, в котором встретились крайняя умудренность и крайняя простота. Двигаясь по этому кругу, душа мистика проходила через периоды испытаний, повинуясь неизбывному стремлению проникнуть на новые уровни реальности, жажде обрести свободу, утоляемой лишь из "Источника жизни вечной". Мистик возвращается из этого долгого, полного чудес странствия в поисках себя и отныне, будет ли он в труде или отдыхе, становится подобным маленькому ребенку на коленях своего Отца. В этом самом сокровенном общении эмоции, воля и мысли достигают своего венца. Теперь он избавился от суетных и нескончаемых тревог и разрешил все сложности жизни, имеющие своей причиной лишь обособленность от мира. Поэтому для него больше нет необходимости в красочных видениях, отчаянных дерзаниях и героических жертвах. В таинственной смерти маленького «я» на вершине, где душа приобщилась Вечной Жизни, встретились горы и долы: высшее постижение и глубокое смирение слились воедино.

В последнем кратком видении, которое является столь же ослепительным для нашего разума, сколь великолепным было окончательное постижение Реальности для отважной и возвышенной души Данте, нам открывается, как торжественно шествующий впереди человечества мистический гений, сама соль земли, останавливается и слагает с себя все атрибуты мудрости и власти. Достигнув вершины мироздания, он занимает место у его подножия. Приобщившись к Вечности, снискав единения с Абсолютом, познав, наконец, Жизнь во всей полноте, опустошенная душа мистика становится похожей на малое дитя — "ибо таковых есть Царство Небесное". [969] Coventry Patmore, "The Rod, the Root, and the Flower", "Magna Moralia", XV.

При всех ограничениях, которые с неизбежностью налагает сам избранный нами подход, мы однако попытались проследить Мистический Путь от его начала до его завершения, где растущий и преображающийся человеческий дух покидает Платонову "пещеру теней", земной мир иллюзий, и, открыв для себя мир трансцендентный, входит в новую жизнь, которой живет отныне. Мы видели, как мистик-пилигрим, достигнув "Нового Иерусалима" [970] Аллюзия на заключительные главы «Апокалипсиса» (Откр. 21:22) как знамя крестовых походов. — Прим. ред . — цели своих странствий, — оказывается у его врат, а затем входит в него как в свой дом — дом в лоне Реальности. Его слова и его деяния свидетельствовали о том, что для него не было ничего важнее этого странствия и его Цели: они столь значимы, что поглотили все остальные аспекты его жизни. Теперь, когда наше исследование завершено, мы оказываемся перед вопросом: в чем же смысл всего того, о чем эта книга, для нас, обычных людей, весьма далеких от мистических изысканий? Какое отношение имеют все рассмотренные нами мистические феномены к конкретному миру видимостей, в котором, безнадежно увязнув, мы вынуждены влачить бесцветное и безвестное, случайное и мимолетное существование? Что можно вывести из этих великих и таинственных приключений духа относительно цели приключения пусть сравнительно скромного, но все-таки не менее значимого — нашей жизни; о смысле нашего бытия, о возможности обрести свободу и в ней слиться с Абсолютом? Не являются ли порывы и дерзания мистиков всего лишь эксцентричными выходками сомнительных личностей с неуравновешенной психикой? Быть может, пророческие видения и ослепительные откровения созерцателей — всего лишь плоды необузданного воображения, реальности соответствующие не более, нежели музыка операциям на бирже? Или же они, напротив, в самом деле суть некие проявления высшей силы как неотъемлемой и, может быть, главной составляющей нашей жизни, — проявления, свидетельствующие о пребывании на высших уровнях бытия, которые находятся за пределами мира, воспринимаемого нашими органами чувств? Особой важности этих вопросов нимало не противоречит тот факт, что духовные переживания мистиков, как правило, весьма затруднительно каким-либо образом соотнести с реалиями нашей обычной жизни. Если судьбы мистиков не вписываются в общую историю человечества и ничего не говорят относительно его предназначения и судьбы, мистицизм останется для нас чем-то далеким и нереальным, представляя в лучшем случае лишь академический интерес.

И все же, по убеждению автора этой книги, столь далекие от академизма и столь противоречащие опыту обыденной реальности переживания мистиков могут пролить свет на подлинное предназначение человека. Мистическое развитие есть наглядная иллюстрация того универсального психологического процесса, в ходе которого душа постигает Реальность; эта иллюстрация демонстрирует единственно возможное направление эволюции духовного сознания человека, сколь аморфным и условным ни казалось бы нам поначалу само это сознание. Великие мистики являют высшую из тех, что известны на сегодняшний день, ступень развития духовного сознания. По их примеру мы можем судить, каким образом происходит это развитие на уровне, доступном нашему наблюдению. В опыте мистиков мы выделяем последовательные стадии трансцендирования эмпирического мира; при этом переживающая их душа мистика испытывает поочередно такой восторг и такой ужас, что вообще непостижимо, как эти крайности могут совмещаться в одном процессе — который притом, судя по всему, вполне естествен. Ибо зародыш той трансцендентной жизни, источник той чудесной энергии, которой каждый из великих мистиков пробуждался к обретению свободы и преображению мира, дремлет в каждом из нас, он лежит в основании самой человеческой природы. То, что в мистике проявляется в качестве дара постижения Абсолюта, таится в душе каждого из нас как позабытый и невостребованный «талант» — у кого он больше, у кого меньше; но если мы о нем вспомним, если дадим возможность этой искре разгореться, то развитие нашего слабого мистического дара с необходимостью будет следовать общим законам того естественного роста духовного сознания, с которым мы имели дело в ходе изучения Мистического Пути.

Таким образом, каждый, кто пробуждается к восприятию и постижению Реальности, выходящей за пределы нашего эмпирического мира, — каким бы слабым, условным и несовершенным ни было это восприятие и постижение, — тем самым делает первые шаги по тропинке мистического развития: в сущности, она и есть тот путь, которым шествуют великие мистики. Насколько успешным будет восхождение человека к свободе и полноте бытия — зависит от глубины его любви и силы его воли, от его целеустремленности, настойчивости и дерзания. Успех на духовном пути сопутствует тому, кто благороден и наделен великим стремлением к абсолютной красоте, благу и истине. И если такой человек вообще начнет движение, он будет последовательно проходить ряд состояний, которые пусть частью, но будут сходны с переживаниями великих созерцателей на пути восхождения к единству с Богом, если можно так определить путь человеческого духа Домой.