Эвелин Андерхилл - Мистицизм

Наконец, мы приближаемся к Золотому Веку мистицизма. В начале этой эпохи, благодаря необычайному сочетанию интеллектуальных и духовных способностей, господствуют фигуры "серафима и ангела" — францисканца св. Бонавентуры(1221–1274) и доминиканца св. Фомы Аквинского(1226–1274). Как и в случае св. Августина, интеллектуальное величие св. Фомы затмевает мистическую сторону его деятельности. Что касается проповедника мудрой умеренности св. Бонавентуры, то он легко может показаться торопливом) читателю наименее мистичной фигурой среди мистиков-францисканцев. Тем не менее оба они были созерцателями, что дало им возможность интерпретировать для средневекового мира великие духовные традиции прошлого. Отсюда и их огромное влияние на мистические школы XIV века. Иногда утверждают, что эти школы в основном испытали влияние св. Бонавентуры и представляли собой прямую противоположность схоластическому богословию, однако в действительности самые яркие личности этих школ — в частности, Данте и немецкие доминиканцы — пропитались духом Фомы Аквинского и на каждом шагу взывают к его авторитету.

Итак, кривая развития мистицизма в Европе приближается к своей наивысшей точке, однако на Востоке эта точка уже пройдена. Суфии, или мусульманские мистики, появились в VIII веке — их первым представителем является замечательная Раабийа[Rabi'a], "св. Тереза ислама" (717–801), за которой последовал мученик аль-Халладж [Al Hallaj] (857–922). Письменное выражение это движение впервые получило в «Исповеди» аль-Газзали[Al Ghazzali] (1058–1111), а период расцвета его литературы приходится на XIII век, подаривший миру труды мистических поэтов Аттара[Attar] (ок. 1140–1234) и Саади [Sadi] (1184–1263), а также Джалаладдина Руми[Jalalu'ddin] (1207–1273). Их традиции в XIV веке продолжил несколько эротичный мистицизм Хафиза[Hafiz] (ок. 1300–1388) и его последователей, а в XV веке — поэзия Джами[Jami] (1414–1492).

Если Хафиз уже символизирует близость заката исламского мистицизма, то в истории духовной жизни Западной Европы 1300 год — жизненно важная веха. Уже появились или вот-вот появятся мистики самого высокого уровня. Близок к завершению долгий жизненный путь мистика-схоласта с о. Майорки Раймонда Луллия[Lully] (ум. 1315). В это же время в Италии Данте(1265–1321) сумел заставить человеческий язык выразить одно из наиболее возвышенных видений Абсолюта, которое когда-либо было отлито в слова. Он сплавляет в единое целое и художественное прочтение реальности, составлявшее сердце францисканского мистицизма, и то упорядоченное видение трансцендентного мира, которое доминиканцы, благодаря св. Фоме, внесли в поток европейской мысли. Для первых духовный мир был воплощением любви, для вторых — воплощением закона. Для Данте он был и тем и другим. В «Рае» его изумительный гений показывает нам Божественное Видение, которое включает и объясняет символические системы всех великих мистиков, а также учения Дионисия, Ричарда, св. Бернарда, Мехтильды, св. Фомы и бесчисленного множества прочих мыслителей и созерцателей, которых не принято причислять к мистикам.

Время написания "Божественной комедии" совпадает с пробуждением мистической деятельности в Германии и Фландрии. Между 1280 и 1309 годами, вероятно в районе Льежа и. возможно, под влиянием францисканцев, создается любопытный анонимный труд, который в настоящее время известен только в латинском и английском переводах — "Зерцало кротких душ"("The Mirror of Simple Soul"). Этот длинный трактат, явно испытавший воздействие

Дионисия, викторианцев и сочинения XII века, известного как "Письма к братьям Монс Деи", представляет собой пример подлинно мистической литературы, часто стоящей на крайне ортодоксальных позициях и предвосхищающей спекулятивный фламандский мистицизм XIV века. Вероятно, его автор был современником основателя рейнской школы — великого схоласта-доминиканца Мейстера Экхарта(1260–1327), напоминающего Данте сочетанием мистической интуиции и мощных интеллектуальных способностей. Можно сказать, что Экхарт заложил основы не только немецкого мистицизма, но и всей немецкой философии. На заре XIV века эти два гиганта стоят рядом как совершенные выразители «тевтонского» и «латинского» подходов к трансцендентной реальности.

Хотя Экхарт всего на несколько лет моложе св. Гертруды Великой, он принадлежит к совершенно иному миру. Его властная личность и дар постигать сверхчувственное были вскормлены на трудах Дионисия и Эригены. Мистический гений Экхарта сформировал и вдохновил тех созерцателей, которые оказались в непосредственной близости от него. Немецкие и фламандские мистики XIV и XV веков, отличавшиеся по складу характера как от своего учителя, так и друг от друга, имели, тем не менее, одну общую черту — нечто, что не было присуще ни одной из остальных школ. Это нечто напрямую связано с Экхартом, ибо все эти мистики были либо его непосредственными последователями, либо их друзьями или учениками. Взгляды Экхарта известны нам в основном по его проповедям в Страсбурге, тогдашнем религиозном центре Германии. Здесь мы видим его поучающим мистиком, полным пасторского рвения, однако требующим от своей аудитории в равной степени высокого интеллектуального и духовного уровня.

Однако ближе к концу жизни Экхарт впал в немилость. Множество изречений, извлеченных из его сочинений и представляющих его наиболее крайние взгляды, были осуждены церковью как «отдающие» пантеизмом и прочими ересями — неистовство и дерзость его языка, несомненно, открывали возможности для превратного толкования. В своих попытках говорить о том, что невозможно выразить словами, он постоянно прибегал к выражениям, которые могли показаться парадоксальными и преувеличенными. Тем не менее осуждение официальной Церкви практически не сказалось на авторитете Экхарта. Его ученики, оставаясь преданными католиками, ухитрились остаться и его верными учениками. До самого конца жизни в их учениях было заметно влияние великого схоласта и, возможно, еретика, перед которым они благоговели, как перед святым.

Интересен контраст между Экхартом и его двумя наиболее известными последователями. Все трое принадлежали к ордену доминиканцев, были благочестивыми последователями св. Августина, Ареопагита, св. Бернарда и св. Фомы. Все трое учились в Кельнской школе, где преподавали Альберт Великий и Фома Аквинский и где до сих пор живо их мощное влияние. Мистицизм Экхарта — в той мере, в которой он проявляется в его проповедях и дошедших до нас отрывках из его сочинений, — объективен и почти догматичен. Он описывает с потрясающей определенностью и откровенностью уровни бытия, которые он познал, — "пустыню Божества, где никто не чувствует себя дома". Перед нами великий схоласт и талантливый метафизик, страстно поглощенный поиском Абсолютной Истины.