Альберт Налчаджян - Фрустрация, психологическая самозащита и характер. Том 2. Защитные механизмы, самосознание и характер

Но в жизни каждого человека, имеющего высокие цели, эта рационализация может играть эффективную адаптивную роль только временно, поскольку, когда такой человек и через 10 лет после изобретения этого изречения еще не стал «сенатором», то оно уже не устраняет горечь и фрустрацию, осознание того, что стал жертвой несправедливости. Ведь оно содержит определенный намек на надежду, на то, что у человека энергия мотива достижения не иссякла, что у него сохранились вера в свои силы, гордость за свои заслуги, которые так и остались неоцененными его ограниченными и завистливыми современниками. Но с возрастом эти психологические основы данного изречения (надежда, мотив достижения, гордость и ожидание успехов) ослабляются и исчезают, поэтому оно (изречение в виде рационализации) как бы «зависает в воздухе», оказывается в психологическом вакууме. Оно дискредитировано и может еще больше дискредитировать этого человека, если он попытается, как и прежде, психологически исцеляться и адаптироваться с его помощью. Это рационализация периода гордой молодости, и в устах пожилого человека звучит как выражение регрессивного движения, даже инфантилизма, немудрой, чуть ли не ребяческой старости.

Поэтому мудрость изречений относительна. Есть «премудрости» молодого возраста, среднего и пожилого возраста, старости. И каждый должен утешаться средствами, соответствующими своему возрасту. Эти временные рационализации также передаются от поколения к поколению, но предназначаются для определенных возрастных категорий людей.

(В порядке ассоциативного замечания можно отметить, что, по всей видимости, известный тест Розенцвейга (Р – F) имеет отношение к ситуативным и преходящим, хотя и типичным, фрустрациям и ситуативным защитным процессам, в том числе рационализациям).

Процесс рационализации может быть следствием воздействия фрустратора, который в данный момент отсутствует, но образ которого воспроизводился в сознании.

Хорошей иллюстрацией этого положения может служить отрывок из рассказа Варлена Стронгина «Психотерапия» [89] См.: Стронгин В. Психиатрия. – «Литературная газета», № 3 (18 января 1978 г.. . Герой рассказа Бородкин из-за болезни горла не выходит на работу и, оставшись один (жена уходит на работу) начинает думать об Ирине Павловой, молодой девушке, с которой работает в одном отделе. «Что-то в ней есть». – думает он и начинает размышлять о том. что с ней жизнь была бы другой. («Не то, что с моей тюхой»). Но нужен ли он этой молодой особе, он – женатый, неперспективный. Она знает, что он не сделает успешной карьеры, поэтому даже не смотрит в его сторону, «А все глазеет на этого Мухортова. Еще бы – его командируют в Амстердам! И чего я в ней нашел? Обыкновенная смазливая мещанка!».

В этом, на первый взгляд очень простом отрывке автор мастерски использовал сочетание целого ряда психологических феноменов, конвергенция которых только и могла давать желательный эффект. Будучи больным, что само по себе вызывает состояние фрустрированности, герой рассказа вспоминает то, что наиболее приятно для него: образ молодой, доброй и красивой женщины, от одной улыбки которой «выздороветь можно». Ассоциация образов приводит, однако, к воспроизведению в сознании образа «этого Мухортова», к которой проявляет повышенный интерес Ирина. Видимо, наш герой при наблюдении сцен «глазения» на Мухортова часто переживал фрустрацию, зависть и ревность. Теперь эти чувства вновь оживились, он переживает повторную фрустрацию. Бородкин понимает, что Ирина ему недоступна («Но нужен ли я ей?»), и, чтобы избавиться от этих неприятных переживаний, пускает в ход спасительный механизм рационализации: обесценивает желанный объект в собственных глазах. («И чего я в ней нашел? Обыкновенная смазливая мещанка!»). Такие быстрые переходы от высокой оценки к поиску недостатков обычно свидетельствуют о том, что рационализация находится на первом этапе своего развития, неустойчива и не очень убедительно даже для ее создателя. Если бы Ирина начала проявлять интерес к Бородкину, то можно не сомневаться, что ход его мыслей изменился бы, да самым радикальным образом. Но он уже начал искать в ней недостатки, причем не полностью осознавая мотивацию своего мыслительного процесса.

В психолингвистическом аспекте представляет интерес то, как герой, ради выбора нужных для рационализации аргументов, гибко переходит из одной семантической сферы своей психики в другую: образы возможной приятной жизни с Ириной сменяются совсем другими сценками, о чем свидетельствует появление слова «мещанка». Но использование слова «смазливая» говорит о том. что характеристика не совсем отрицательная и путь назад, к высокой оценке, не закрыт. Интересно, что в зависимости от таких тонких различий мотивации (осознание недоступности понравившейся женщины, но присутствие следов надежды) довольно тонко дифференцированными выбираются также аргументы, предназначенные для построения рационализации. Ирина превращается не в «обыкновенную мещанку» в строгом и однозначном смысле, но остается еще и носительницей качества «смазливости», что весьма обнадеживающе. В худшем случае есть надежда, что и в будущем, если ему станет в невмоготу со своей «тюхой», или по каким-то другим причинам почувствует себя несчастливым, образ «доброй и красивой» Ирины опять возникнет в его сознании как символ утешения и осмысленности существования.

Ревность является выражением интенсивной фрустрации и может стать причиной новых фрустраций. Это чувство часто порождает насыщенную агрессивностью рационализацию. Исследование подобных явлений необходимо для понимания реальной жизни и взаимоотношений людей. Психологический анализ большего числа подобных, литературных и взятых из жизни примеров, позволит раскрыть новые аспекты рационализации и ее взаимосвязей с другими психическими явлениями.

Рационализация может играть свою защитную роль наиболее успешно тогда, когда рационализирующий имеет веру в справедливость, истинность своих суждений.

Одним из тактических способов достижения подобного результата является следующий: если мои рационализации принимаются другими на веру, то и я могу поверить в их справедливость, и они могут играть свою защитную роль.

Дело в том, что, рационализируя, фрустрированный индивид нередко осознает, что, несмотря на внешнюю логичность своих рассуждений, они неубедительны. Наличие такого сомнения в значительной степени ослабляет защитное значение рационализации. Для того, чтобы преодолеть подобные сомнения человек начинает подвергать свои суждения испытанию реальностью. Поскольку ему в данном случае нужна вера в то, что не он виновен в своих неудачах, что его самооправдания справедливы и обоснованны, ему остается один самый главный и доступный путь испытания истинности своей рационализации: это попытка убеждать других в ее обоснованности, т. е. попытка получить социальную поддержку . Обычно когда находятся люди, которые верят в ее истинность, укрепляется также вера самого фрустрированного и защищающегося индивида. В результате данные рационализации, становясь более эффективными защитными средствами, начинают воспроизводиться все чаще и чаще, причем иногда даже в таких ситуациях, в которых никто от человека не требует самооправдания.