Филипп Соллерс - Брак как произведение искусства

Ф.С.: О таких вещах по-прежнему предпочитают умалчивать.

Ю.К.: Женщины продолжают таиться, вероятно, чтобы обезопасить себя. Они не рассказывают публично о своих похождениях, в отличие от мужчин, которые это делают довольно охотно. Страх перед женской сексуальностью, неприятие ее связаны с потребностью в защите. Обществу необходимо представлять женщину в роли матери, которая остается дома, чтобы ухаживать за нами. Вот почему, как только женщина с высоким положением в обществе проявляет свободу в сексуальных отношениях, мы чувствуем себя в опасности. Потребность в безопасности, которую обеспечивает верная женщина, укоренена в Homo sapiens, в глубинах человеческого существа. Мы начинаем избавляться от этого образа, и многое еще предстоит сделать!

«Н.О.»: Признаться в неверности или скрыть ее — это по-прежнему большая проблема для многих пар…

Ю.К.: Я думаю, тайны не существует, по крайней мере, абсолютной тайны. Мы умеем настолько искусно расшифровывать ощущения и поступки, что все легко понять, не расставляя точек над «і». Кроме того, распространяются информация, сплетни, пересуды. Так что, безусловно, все становится известно. А теперь: говорить или нет? Или, если угодно, признаваться или нет? С человеком можно говорить резко, а можно — уважительно. Нам известны сверхраскрепощенные пары, которые рассказывали друг другу о своих любовных приключениях с таким садомазохистским удовольствием, что их отношения в конце концов распадались. В желании «все сказать» может скрываться желание морально уничтожить как второстепенного партнера, так и партнера по браку. Сперва нужно спросить себя: для чего говорить? С какой целью? Бывает, правду невозможно скрывать, но и искренность в этой области также является иллюзией. Поэтому необходим определенный аналитический подход к страсти.

Ф.С.: Я — за сохранение тайны (кстати, именно так называется один из моих романов) или, по крайней мере, за максимальную скрытность. Я считаю, что человек не обязан оправдываться за свою сексуальность. Он несет за нее полную ответственность. Он не должен о ней говорить, за исключением случаев, когда она вредит его здоровью — тогда он может возлечь на твою кушетку. Мы можем отдавать отчет

в своих действиях в какой угодно сфере: социальной, материальной, интеллектуальной, эмоциональной, но только не в сексуальной. Контроль над сексуальностью недопустим. Мне также кажется, общество всегда стремится ограничивать свободу людей в этом отношении. Так происходило в эпоху тоталитарного кошмара, но и распрекрасная демократия, которую нам сулят, также беспрестанно применяет репрессивные меры. Мы живем в такой исторический момент, когда ощущается повсеместное желание восстановить контроль различными способами, в том числе посредством религиозного фанатизма. Поэтому тайна необходима. Это покров свободы. А теперь, чтобы повеселить вас, приведу фразу Кьеркегора из «Дневника обольстителя»: «Как женщина — она ненавидит меня, как женщина развитая — боится, и как умная — любит» [4] Перевод П.Г.Ганзена.—Прим.перев. . Прекрасно сказано, правда?

Ю.К.: Кьеркегор все резюмировал! (Смех.') Возвращаясь к тайне: возможно, она защищает, но она же способна сделать жертвой не только того или ту, кого оттолкнули, но и, другим способом, сам «тайный» дуэт, укрывшийся в своей асоциальной мистике. Теперь поговорим о ясности. Мне кажется, что людям, прошедшим психоанализ, в том числе и тем, кто знаком с ним только по книгам, лучше удается гармонизировать смертоносный аспект наших желаний и бурную сторону наших страстей. Не нужно идеализировать свободу. Свобода тоже губительна.

Ф.С.: Именно поэтому она так пугает и от ее имени иногда убивают!

«Н.О.»: Можно ли назвать существующее между вами взаимопонимание образцовым?

Ф.С.: Образцовым? Нет. Это всего лишь личное приключение.

Ю.К.: Образец крайне негармоничных гармоний! Во всяком случае, мы не имеем ничего общего с образом идеальной пары, живущей в мире и согласии!

Филипп Соллерс: Мне нравится название: «Внутренний опыт против течения». В словосочетании «внутренний опыт» нужно сразу же подчеркнуть слово «опыт», поскольку у каждого из здесь присутствующих, я полагаю, я надеюсь, есть своя внутренняя жизнь, хотя теперь против нее направлен крайне яростный основной поток. Таким образом, внутренний опыт — это опыт с находящимся здесь человеком, который мы проводим в течение некоторого времени, впрочем, не столь длительного, учитывая интенсивность этого опыта. Следует пояснить, о каком фундаментальном опыте идет речь: в чем состоит его цель? Каков его предмет? И тому подобное. Никакого спиритуализма, мистики, шарлатанства и прочей повсеместной чуши, связанной со словом «внутренний». Опыт — это знание, и мы постараемся объяснить, о каком знании идет речь.

Во-вторых: «против течения». Против какого течения? Ну, скажем, наперекор обществу спектакля — другое название глобализации, в эпоху которой мы живем, — всеобщего взаимоподключения в так называемом реальном времени, смерти в реальном времени, но что это за «реальное время»? Новости, которые ежеминутно поступают для промывания мозгов, желающих узнать что-то самостоятельно. Это опустошение в первую очередь затронет не только внутренность человека, но и самое ценное, что у него есть — язык. Уже многие годы мы делаем упор на опыте языка, который представляется нам основополагающим. Все реже удается встретить кого-то, кто действительно что-то читает, кто не поглощен жалким и скудным общением посредством мессенджеров.

Поэтому, чтобы взглянуть на эти вещи в исторической перспективе и позволить Юлии ответить — сказать то, что она желает сказать на данную тему, — я бы хотел коснуться вопроса детства. «Детство, вновь обретенное по собственному желанию», как говорил Бодлер. Теперь детство является местом, которое, на мой взгляд, находится под наибольшим давлением, наблюдением и наиболее поврежденное в самой своей основе. Детство играет решающую роль в истинном построении внутреннего опыта. Так уж вышло, что, «против течения», мы ничем не лучше двух неисправимых детей, которые оказались здесь прежде всего по историческим причинам. Юлия — ребенок, испытавший на себе условия тоталитаризма. Она жила в Болгарии при социалистическом режиме, и в тот период в ее жизни произошла трагедия — смерть отца, — которую она описала в прекрасной книге «Старик и волки» («Le Vieil Homme et les loups») [6] Fayard,1991. . Когда мы познакомились, она выходила, убегала из тоталитарного опыта. Я был настолько этим заинтригован, впечатлен, что безостановочно расспрашивал ее о детстве.