Карл Юнг - Нераскрытая самость

Таким образом, психиатра волей-неволей вызывают на мировую арену, дабы задать ему вопросы, которые прежде всего касаются самой интимной и скрытой стороны жизни индивида и в конечном счете являются прямым следствием Zeitgeist [18] Дух времени ( нем .). – Примеч. пер. . Из-за своей личной симптоматики этот материал обычно считается «невротическим» – и справедливо, ибо он состоит из инфантильных фантазий, которые плохо согласуются с содержимым взрослой психики и, как следствие, вытесняются моральным суждением (если вообще достигают сознания). Большинство фантазий такого рода по самой природе вещей не проникают в сознание ни в какой форме. По меньшей мере, крайне маловероятно, что некогда они осознавались, но затем были сознательно вытеснены. Скорее, они присутствовали с самого начала или, во всяком случае, возникли бессознательно и сохранялись в этом состоянии до тех пор, пока вмешательство психолога не позволило им переступить порог сознания. Активация бессознательных фантазий – это процесс, который происходит, когда сознание оказывается в ситуации дистресса. Будь это не так, фантазии возникали бы нормальным образом и не вызывали бы невротических расстройств. В действительности же фантазии такого рода принадлежат к миру детства и порождают нарушения только тогда, когда преждевременно усиливаются аномальными условиями сознательной жизни. Это особенно вероятно, когда неблагоприятное влияние исходит от родителей, отравляя атмосферу и вызывая конфликты, нарушающие психическое равновесие ребенка.

Когда невроз развивается у взрослого, он вновь погружается в фантазийный мир детства. Возникает соблазн истолковать невроз каузально, как следствие инфантильных фантазий. Впрочем, это не объясняет, почему фантазии не оказывали никакого патологического действия в промежуточный период. Патологический эффект наблюдается только тогда, когда индивид сталкивается с ситуацией, которую не может разрешить с помощью сознания. Вытекающий из этого застой в развитии личности открывает шлюз для инфантильных фантазий, которые, несомненно, дремлют в каждом, но не проявляют никакой активности до тех пор, пока сознательная личность беспрепятственно движется по избранному ею пути. Достигнув определенного уровня интенсивности, фантазии начинают прорываться в сознание и вызывают конфликтную ситуацию. Именно этот конфликт – расщепление на две личности с разными характерами – и ощущает пациент. Однако эта диссоциация была подготовлена в бессознательном много раньше, когда энергия, вытекающая из сознания (по причине неиспользования), усилила отрицательные качества бессознательного, и в особенности инфантильные черты личности.

Нормальные фантазии ребенка, в сущности, не что иное, как воображение инстинктов и как таковые могут считаться тренировкой будущей сознательной деятельности. Отсюда следует, что в корне фантазий невротика, хотя и подвергшихся патологическим изменениям и, возможно, извращенных в результате энергетической регрессии, лежит нормальный инстинкт, отличительной чертой которого является адаптированность. Невротическое заболевание всегда подразумевает неадаптивное изменение и искажение нормальной динамики, а также присущего ей «воображения». Что касается динамики и формы, то инстинкты чрезвычайно консервативны и древни. Для разума их форма предстает как образ , выражающий природу инстинктивного импульса наглядно и конкретно, подобно картине. Если бы мы могли заглянуть в психику юкковой моли, например, мы бы обнаружили в ней паттерн представлений нуминозного или завораживающего характера, который не только заставляет моль осуществлять опыление юкки, но и помогает ей «распознать» соответствующие обстоятельства. Инстинкт может [19] Это классический пример симбиоза насекомого и растения. – Примеч. авт. быть чем угодно, но только не слепым и неопределенным импульсом, ибо он тонко настроен на определенную внешнюю ситуацию и приспособлен к ней. Именно это последнее обстоятельство и придает ему его специфическую и неизменную форму. Как инстинкт первичен и наследственен, так и его форма извечна, или архетипична . Она даже древнее и консервативнее, чем форма тела.

Эти биологические соображения, естественно, применимы и к Homo sapiens , который подчиняется законам общей биологии, хотя обладает сознанием, волей и разумом. Тот факт, что наша сознательная деятельность уходит своими корнями в инстинкт и черпает из него не только свой динамизм, но и основные черты своих идеаторных форм, имеет такое же значение для психологии человека, как и для всех других представителей животного царства. Человеческое познание преимущественно состоит в постоянной адаптации первичных идей, данных нам a priori . Последние нуждаются в определенных модификациях, поскольку в своем первоначальном виде годятся для архаического образа жизни, но не удовлетворяют требованиям специфически дифференцированной среды. Дабы сохранить приток инстинктивного динамизма в нашу жизнь, что абсолютно необходимо для нашего существования, требуется преобразовать эти архетипические формы в идеи, отвечающие современным условиям.

К несчастью, нашим идеям свойственно не поспевать за изменениями общей ситуации. Иначе и быть не может, ибо пока в мире ничего не меняется, они более или менее соответствуют обстановке и, следовательно, функционируют удовлетворительным образом. В таких обстоятельствах нет никаких причин для их пересмотра или коррекции. Только когда условия меняются настолько, что между внешней ситуацией и нашими представлениями, теперь уже устаревшими, образуется невыносимый разрыв, возникает общая проблема Weltanschauung , или философии жизни, а вместе с ней встает вопрос о том, как переориентировать или заново адаптировать первичные образы, поддерживающие поток инстинктивной энергии. Их нельзя просто заменить новой рациональной конфигурацией, ибо последняя определялась бы не столько биологическими потребностями человека, сколько внешней ситуацией. Более того, она не только не послужила бы мостом к первоначальному человеку, но и полностью заблокировала бы доступ к нему. Это вполне соответствует целям марксистского образования, которое, подобно самому Богу, стремится переделать человека, но по образу и подобию Государства.

Сегодня наши базовые убеждения становятся все более рационалистическими. Наша философия больше не является образом жизни, как это было в древности; она превратилась в исключительно интеллектуальное и академическое занятие. Наши конфессиональные религии с их архаичными обрядами и концепциями – в целом вполне оправданными – отражают мировоззрение, которое не вызывало особых возражений в Средние века, но которое в наше время представляется чуждым и непонятным. Несмотря на этот конфликт с текущим научным взглядом на мир, глубинный инстинкт подталкивает современного человека к идеям, которые, если понимать их буквально, не учитывают все достижения разума за последние пятьсот лет. Очевидная цель этого – помешать ему скатиться в бездну нигилистического отчаяния. Даже когда он, будучи рационалистом, вынужден критиковать конфессиональную религию как буквалистскую, ограниченную и устаревшую, он не должен забывать, что она отстаивает доктрину, символы которой, хотя и могут быть истолкованы по-разному, тем не менее обладают архетипическим характером, а потому живут собственной жизнью. Следовательно, интеллектуальное понимание отнюдь не обязательно во всех случаях, а требуется только тогда, когда чувственной и интуитивной оценки недостаточно, то есть в случае с людьми, для которых интеллект является основной силой убеждения.