Кэтрин Мэнникс - Как мы умираем

Я киваю в знак благодарности, она снова сжимает рукоятку, и вентилятор выключается.

— К ним быстро привыкаешь, — говорит она. — Но какое облегчение, когда они заканчиваются. Я совершенно не скучаю по ним.

Она рассказывает, что ее приливы закончились в середине 80-х, и я надеюсь, что на моем лице не отражается ужас расчетов. В этот момент я замечаю едва уловимую перемену в наших отношениях. Теперь она, пожилая женщина, наставляет меня, молодую. Миссис Лянг до сих пор сохраняет острый ум и хочет быть в курсе событий. Мудрая и добрая, она построила теорию о передаче лет жизни на основе экономических терминов, но не имеет возможности это выразить. В момент сострадания она мгновенно стала сама собой.

Боль в ноге — это просто. Она говорит, что это похоже на судорогу, и, ощупывая ее стопу, я чувствую твердую натянутую мышцу. Она права: судороги — это следствие болезни Паркинсона, здесь могут помочь инъекции ботокса, которые сделают мышцу нечувствительной на несколько недель или месяцев. Нет необходимости в назначении дополнительных обезболивающих, внезапные судороги больше не потревожат ее сон или покой.

Она говорит мне, на какой волне BBC Radio 4, я настраиваю и кладу приемник на подушку рядом с ее ухом, чтобы она одна могла его слышать. Мы смеемся будто сообщники. Я встаю, и понимаю, что женщины в палате выглядят по-другому — теперь я замечаю наше сходство, а не различия, вызванные возрастом или болезнями. Часто в наших глазах пожилые люди лишены индивидуальности — мы слишком молоды, чтобы разглядеть их мудрость, опыт и терпение. Я получила очень важный урок от этой слабой, пожилой женщины.

— До свидания, дорогая моя, — бормочет она, прощаясь.

— До свидания, и спасибо, профессор, — говорю я.

Она снова по-кукольному моргает и на ее лице появляется сеточка морщин. Мы сделали друг другу добро.

Качество жизни отдельного человека может быть оценено только им самим. Легко предположить, что при болезни жизнь становится обузой, но часто пожилые люди считают физические ограничения расплатой за более долгую жизнь. По их словам, одиночество — более тяжелое бремя, чем болезнь, это современная эпидемия, скрытая от глаз.

Цена долгой жизни — это иногда и утрата умственных способностей. В 2015 году старческое слабоумие впервые стало первопричиной смерти в Англии, хотя сама цифра и не выросла, изменились только исследования. Рост числа случаев слабоумия — это моральный и социальный вызов современному миру, где члены одной семьи разбросаны по разным городам, а пожилые люди все реже живут со своими семьями.

То, как мы поступаем с наиболее уязвимыми членами нашего общества, служит проверкой наших ценностей. Они внесли свой вклад в общество, теперь наша очередь — как мы должны относиться к ним? Как мы можем помочь им чувствовать себя нужными и важными не только за то, что они сделали, но и потому, что каждый из них уникален?

Слова обладают необыкновенной силой. Говоря, мы предполагаем, что наш собеседник слышит именно то, что мы хотели сказать, хотя так бывает нечасто. Недопонимание возникает еще чаще, если коммуникация происходит между представителями разных культур. Иногда наши слова интерпретируют совершенно иначе, что может вызвать обиду и замешательство, но еще и открыть новые возможности, которые мы не видим, особенно в тот момент, когда слова заканчиваются, и слушателю открывается наша уязвимость.

Сегодня ветреный день, сморщенные листья цвета ореховой скорлупы ползут по парковке с озорством мышей. Обвешанная, как обычно, множеством сумок — портфелем, рюкзаком и большим пакетом с документами, — я вваливаюсь в больницу. Мои дети считают, что секретарь задает мне много домашней работы.

Оказавшись в канцелярии, я останавливаюсь и смотрю в окно, где свинцовые облака медленно ползут по небу над речной долиной — сегодня целый день будет идти осенний дождь. Дети были в пальто, когда уходили в школу? Я не помню. Отдаю кассету с надиктованными письмами, список встреч и телефонных звонков своему любезному секретарю и объясняю, что находится в пакете, прежде чем бегу вниз по лестнице в офис, где уже собирается команда, чтобы обсудить всех пациентов перед обходом.

Все в сборе: сестра отделения, социальный работник, священник, психотерапевт, доктор, стажирующийся у нас по шестимесячной программе врачей общей практики, стажер в направлении паллиативной медицины, который вот-вот станет консультантом, и я. Терапевт присоединится к нам, когда сможет — она делает кексы с пациенткой, которая не помнит, что случилось вчера, но прекрасно помнит, как пекла кексы вместе с матерью. Эта работа с памятью часто дает новую информацию для лучшего понимания пациентов. И кексы, конечно, тоже.

Мы начинаем собрание. Одна из наших традиций — пить чай и кофе во время этих обсуждений. Затем, отмечая основные проблемы, мы обходим весь хоспис и заходим к каждому пациенту. Для некоторых важный вопрос — физический симптом или готовность отправиться домой, для других — действие новых препаратов или эффект психотерапии, для третьих — эмоциональные переживания или экзистенциальные вопросы. У меня новый пациент, историю которого кратко излагает младший врач, после чего мы составим список вопросов, необходимых для обсуждения с ним и его семьей.

На сегодняшнем собрании мы будем обсуждать пятерых пациентов, хорошо мне известных, еще двоих, которых я знаю по паллиативной помощи в больнице, — их перевели в хоспис для рассмотрения конкретных симптомов, и одного нового пациента.

Новую пациентку зовут миссис Намрита Бат, ее историю зачитывает стажер общей практики. Ей 37 лет, замужем, восемь детей в возрасте от двух до 16 лет. Набожная мусульманка, Намрита всегда соблюдает время молитвы в хосписе. У нее рак легких, давший метастазы в печень, что вызывает постоянные приступы тошноты. В хоспис ее направил врач общей практики, заставший ее дома с миской для рвоты в окружении обеспокоенных родственников и восьмерых детей. Он попросил найти ей лекарство от тошноты, чтобы она могла немного отдохнуть.

Некоторые пациенты могут придерживаться таких взглядов, которые не позволяют им принимать помощь врачей. Удивительно, но к ним можно найти подход — и это не обязательно кормление лекарствами против воли.

Намрита согласилась приехать в хоспис. Ее свекровь каждый день привозит к ней детей на такси, а муж приезжает после работы. Ее старшая дочь Рубани ночует в хосписе и переводит для матери, которая не говорит по-английски. Я спрашиваю, почему нельзя было предоставить переводчика с нашей стороны. Достаточно бессердечно просить 16-летнюю девушку переводить все разговоры о смертельном заболевании матери. Команда говорит, что Намрита против незнакомого переводчика. Кроме того, несмотря на усиливающуюся тошноту, она отказывается принимать лекарства.