Ольга Нечаева - Женщина с Марса. Искусство жить собой

Как ребенок учится настоящей манипуляции? Известно как: «Быстро извинись»; «Обними братика»; «Поцелуй бабушку»; «Тебе должно быть стыдно»; «Быстро иди пожалей маму»; «Проси прощения».

В мире ребенка бесконечно случаются горести в виде рассерженных мам, обиженных мам, обвиняющих мам, запрещающих мам, оскорбленных в лучших чувствах мам. И ребенок быстро учится всеми этими мамами манипулировать. Если мама орет, надо сделать глаза и сказать: «Мамочка, прости меня, пожалуйста». Неважно, что ты чувствуешь, надо это сыграть – и орущая мама прекратится. Обвиняющую маму можно остановить: «Я так больше не буду», – и вот она уже улыбается. Обиженная мама перестает дуться, если подойти и сказать: «Мамочка, ты самая красивая». Умение манипулировать далеко не самая бесполезная в жизни вещь, да и мы регулярно оказываемся в шкуре всех вышеперечисленных мам. Ребенок учится на нас, как в спарринге, решать конфликты, просить, усмирять. Это жизнь.

Страшно не то, что ребенок учится манипулировать разными мамами, – страшно, когда у него нет МАМЫ – той, которая поймет всегда. Нет того, кому можно выплакать всех этих трудных злых мам, найдя в ответ еще одну, но добрую. Когда малыш теряет это ощущение окружающей его мудрой теплой заботы, МАМЫ, которая всегда знает, помнит и никогда не забывает, что он – хороший. Когда он один в борьбе со сложными разными мамами, и некому плакать, и некого попросить «Не видь», – у него нет исхода.

«Ты не брал планшет? – спросила я. – Странно. Наверное, где-то еще. Пойду поищу, он мне нужен для работы», – и ушла, боковым зрением отметив, как мой сын, пряча «секрет» в одеяле, прошмыгнул в мою комнату, а потом прибежал оттуда радостный: «Мама, он в спальне!» И я поблагодарила сына за то, что он помог найти нужную вещь.

Пока еще я ему МАМА, которая слышит его отчаянную просьбу «Не видь»: не лови меня, не унижай, не пригвождай мой поступок своим презрением, не превращайся в тех мам, с которыми так одиноко и приходится врать.

И я держусь, не превращаюсь. Я стараюсь. Всегда старалась.

«Мама, не смотри на рисунки на столе, а то ты будешь ругаться». И мама не смотрела.

О, нытики. Они всех бесят.

Дескать, что за инфантильные, безответственные, вечно со своими жалобами, «никак не вырастут», «вечно ковыряют свои обиды».

Нытики заслуживают отповедь «как вам не стыдно», «простите и отпустите», «сколько можно пенять на других», «повзрослейте же уже!».

«Меня били и ничего, человеком вырос, родителям благодарен».

«Стыдно быть жертвой. Стыдно говорить об этом. Стыдно должно быть!»

– Мама, у меня заноза!

– Давай вытащу.

– Нет, будет больно!

– Я быстро, ты ничего не почувствуешь!

– Не-е-ет, не хочу!

– Иначе будет только хуже. Я не сделаю тебе больно.

– Не-е-е-е-ет!

Сдерживаюсь, вспоминаю лучшее в психологии.

– Малыш, это страх. Мы его с тобой вместе сейчас пройдем. Ты справишься. Я буду рядом.

– Не-е-ет! Я бою-ю-юсь!

Внутри тихое бешенство на эту исступленное, неразумное упрямство, уязвимость и слабость. Вот нам рвали гланды без анестезии, и мы пережили. Травили всем классом, а мы тут, успешные. Унижали, ранили – а мы не пикнули. Сжали зубы, вытерпели, утрамбовали в самый дальний угол, не позволили себе плакать и ныть «стра-а-ашно», «бо-о-ольно-о-о».

И им не позволим. Ведь должно быть стыдно.

А они ходят и ходят со своей занозой, а она все болит и болит, а они ноют и ноют, и расковыривают раны, и упрямятся, не хотят вот так р-р-раз – и вылечиться. Поднимается злость: «Как они смеют до сих пор болеть, когда мы для них столько сделали! Где конструктив?» Прекратите донимать окружающих своими кровоточащими культями души, сходите к психологу уже, что ли.

И ведь действительно, никто из нас, сдержавшихся, победивших, выживших, справившихся с помощью или без, не обязан работать бесплатным психотерапевтом. Мы все, с яростью неофита, прекрасно знаем, что должен взрослый ответственный человек. Какое к черту понимание, когда мы уже жертву принесли, просто промолчав в своем раздражении. Это такое приятное чувство, моральное превосходство над всеми этими слабыми нытиками, что ради него мы и с занозой залезем на Эверест.

Вообще победить своих демонов – это очень круто. Дойти от обид до прощения – круто. Научиться самоподдержке, независимости – круто. Быть мудрой – круто и приятно. Бонусы, вебинары, признание, благодарственные письма в личку.

А у них ничего этого нет. Ни поддержки, ни сил, ни веры в себя, ни решимости, ни конструктива. Только страх и боль. Они топчутся в нем, как с гнойной занозой, и не могут вырваться из капкана жертвы. Это презираемое, страшное место, из которого мы однажды вырвались, – они напоминают нам о нем. О боли, уязвимости, об одиночестве. И мы не хотим знать, не хотим видеть и слышать, мы хотим активную позицию, решимость. А они почему-то там, застряли в чувстве боли и обиды.

Но нельзя заставить не чувствовать боль и обиду, ни кого-то, ни себя. Можно не чувствовать вообще. Забыться в алкоголе или презрении к тем, кто чувствует, кто еще не дошел, не вырос, не повзрослел, не простил. Кто только в начале пути, который мы уже с гордостью прошли.

Чтобы получилась бабочка, ей нужно побыть гусеницей, ей нужно окуклиться. Когда у тебя за спиной крылья, так легко презрительно отпускать про «рожденных ползать». Ну вот ползешь ты, ну вот сидишь тупо и ноешь – и че теперь?

А теперь уважать путь тех, кто еще в коконе и пока не умеет думать про крылья.

В нашем доме замков нет. Кроме как на входной двери. Замков нет на дверях спален, ванных, туалетов, на ящиках столов и тумбочек. Изначально причиной этому было нежелание высаживать дверь в случае, если трехлетний ребенок внезапно запрется. Но дети выросли, а замки так и не появились.

Гости иногда нервничают, не имея возможности запереться в туалете. «Не переживайте, у нас все знают, что в закрытую дверь входить нельзя». Отсутствие замков приучило нас замечать проведенную дверью границу. Отсутствие замков приучило нас стучаться и спрашивать: «Можно зайти?» Отсутствие замков наградило нас уверенностью, что, если просто закрыть дверь, никто не войдет без спроса. Что не нужно запираться.

Сейчас много пишут о границах. Мы выросли в культуре, где права на личное не было: только ленивый не лез посмотреть, а как же живет сосед; в культуре товарищеского суда и нижнего белья на веревках во дворе, прочитанных дневников и полных любопытства бестактных вопросов «Чего не замужем?» и «Когда второго?». И теперь нам трудно не защищаться агрессивно, обретая эти самые границы. «Не ваше дело!», «Вас никто не спрашивает!», «Засунь свой совет себе подальше!» – мы вынужденно врезаем замки, чтобы, подолбив в закрытую дверь и проорав в замочную скважину неприятные напутствия, агрессоры отступили.