Джеффри Зейг - Испытание Эриксоном. Личность мастера и его работа

Терапия проводилась вместе с семьей. Тем не менее, Эриксон не встречался с семьей как с целым; он встречался с каждым индивидуально. Возможно, что Барби разыгрывала гротескную пародию на озабоченность родителей своим собственным весом. Именно этим объяснялось то, что Эриксон пожурил отца за его отношение к еде.

Что касается проблемы анорексии, то с ней связана особая форма пассивности. Сестры и братья Барби были с упреками выдворены из своей пассивности. Они уже не могли лишать свою сестру ее конституционных прав. (Выбор слова «конституционный» содержал в себе двойной смысл. Эриксон имел в виду не просто юридические права Барби, но также и ее психику.)

Эриксон всегда был рад подаркам и письмам, которые присылала ему Барби. Они продолжали переписку вплоть до кончины Эриксона в 1980 году. В каждом из своих писем она косвенно упоминала еду. Барби подарила ему куклу из яблока и посылала цветы, изготовленные из хлебного мякиша. Я полагаю, что Эриксон считал письма и подарки Барби «подтверждением» того, что его методы эффективны. Ее непроизвольные коммуникации соответствовали тому уровню, который он задал своими косвенными упоминаниями о еде.

Случай Барби увенчался успехом. Миссис Эриксон долгие годы поддерживала связь с Барби, прекрасно приспособившейся к жизни, — как в личном, так и в социальном смысле.

Как в случае Джо, так и в случае Барби, Эриксон использовал метод утилизации. Более того, он решал лечебные задачи, не особенно вдаваясь в тонкости терапевтического контракта с пациентом. В случае Барби Эриксон стремился побудить изменения в областях, куда его не приглашали, например, в социальной сфере. Для его подхода было характерно то, что вы могли не получить и половины того, о чем просили, но вдвое больше того, что ожидали.

Та манера, в которой Эриксон рассматривал отказ Барби принимать «подарки», сохраняла ее автономию. Ей предписывалось не пользоваться подарками, а просто принимать их. Поскольку это отвечало ее системе ценностей, она не могла отрицать того, что подарки следует принимать. Тем не менее, принятие подарка — позитивный шаг по направлению к принятию пищи. Еще раз отмечу, что каждое минимальное стратегическое изменение представляет собой психотерапию. Обратите внимание на то, что общение Эриксона с Барби и ее родственниками не касалось еды; оно касалось «подарков». Еда как таковая лишилась своей значимости и представлялась в форме «презента».

Введение

В контексте индивидуальной терапии и профессионального су-первизорства Милтон Г. Эриксон помог моему личностному и профессиональному росту. В этом эссе я представлю некоторые из наиболее памятных впечатлений от опыта общения с доктором Эриксоном — впечатлений, дающих представление о нем как о личности, так и о терапевте. Я также коснусь некоторых впечатлений, рассказанных мне бывшими пациентами и учениками Эриксона. Слишком часто Эриксона представляют блестящим техническим исполнителем. Одна из задач этих заметок — показать Эриксона так, как я его воспринимал: во-первых, как замечательное человеческое существо, во-вторых, как высококлассного терапевта.

Джей Хейли (1982) отмечал, что едва ли может припомнить день, когда бы он не использовал что-нибудь из того, чему научился у Эриксона. Что касается меня, то это не день, а час! Есть несколько выдающихся аспектов метода Эриксона, которые объясняют мой энтузиазм. Эти аспекты станут очевидными в представленных далее случаях. Подход Эриксона к обучению, супервизорству и терапии был основан на здравом смысле. Он часто предлагал простое, здравое средство исцеления с заметным элементом драмы, чтобы оживить свой совет. Кроме того, он индивидуализировал передачу своего сообщения так, чтобы слушатель мог легче понять и отреагировать на инструкции, в нем содержащиеся. И, наконец, Эриксон часто мобилизовывал восприимчивость косвенным образом. Например, часто облекал свой здравый совет в форму аналогии или рассказа. Используя такой подход, Эриксон мог «элиминировать один шаг» — важную составляющую в эффективной терапевтической коммуникации.

Способность Эриксона индивидуализировать передачу своего сообщения была основана на его чуткости к минимальным сигналам. Он уделял внимание всему, что люди, как правило, привыкли игнорировать. Например, человеческие существа часто вычеркивают из памяти аспекты сенсорного опыта — в частности, информацию об устойчивом состоянии. Человеческая перцептивная система — это замечательный «детектор несоответствия», который замечает, что неверно в данной ситуации. По контрасту, Эриксон учился уделять внимание тому, что верно, собирать минимальные сигналы, воссоздающие картину силы пациента. Он знал, что легче побудить изменение, исходя из того верного, что делают пациенты, чем анализировать, что они сделали не так.

Я не верю, что советы Эриксона содержали нечто исключительно мудрое. Однако, как будет видно далее, мудрость его подхода состояла в том, что он последовательно использовал очевидное. К сожалению, многие терапевты настолько поглощены своими динамическими формулировками, что не замечают очевидного. Эриксон искал очевидное и затем возвращал его пациентам, чтобы те могли по-своему терапевтически отреагировать.

Использование контекстов и предписаний (инъюнкций)

Отличительной особенностью подхода Эриксона была его способность утилизировать контекст. Манипуляция с контекстом и реакция пациента на контекст могут создать терапевтическое изменение. Эриксон искал в ситуации непосредственной реальности то, что могло быть использовано в терапевтических целях. Часто он подготавливал ситуации, в которых люди спонтанно осознавали ранее неизвестные им способности к изменению (Zeig, 1980a; Dammann, 1982).

Его терапия не ограничивалась межличностным обменом и психологической археологией. Эриксон понимал, что изменение происходит в контексте, включающем эффективную коммуникацию, и что эффективная коммуникация использует контекст.

Другой аспект подхода Эриксона заключался в том, что он был чувствительно настроен на свое окружение. Казалось, он всегда работает на влияние, на оказание воздействия на других. Возможно, он казался таким бдительным, потому что был в исключительной степени уверен в предписательном аспекте коммуникации.

Как обсуждалось в главе 2, Вацлавик (1985) указывал, что коммуникация как указательна (индикативна), так и предписательна (инъюнктивна), что денотация и коннотация присутствуют в каждой коммуникации. Коммуникация указательна в тех фактах, которые сообщаются. Предписательная часть коммуникации, как правило, представляет собой более скрытое сообщение: «Делай что-то!» Именно предписательный аспект коммуникации и побуждает к изменению.