Джеффри Зейг - Испытание Эриксоном. Личность мастера и его работа

Эллен отвечала: «Ты помнишь мою соседку по комнате, Роксан-ну Эриксон?» Они жили вместе в Сан-Франциско, и я приезжал к ним несколькими годами ранее. Эллен постоянно шептала мне на ухо, что отец Роксанны — известный психиатр. Тем не менее, я не осведомился о ее фамилии, и это не имело для меня большого значения.

Итак, я написал Эриксону и Роксанне, спрашивая, не мог бы я приехать в Феникс на учебу и посмотреть, как он работает с пациентами.

Вот отрывки из письма от 9-го ноября 1973 г.

Дорогой мистер Зейг!

Я был весьма польщен Вашим письмом. Я был бы рад встретиться с Вами, то те один-два пациента, что я принимаю в день не стоят Вашего внимания. Кроме того, я не смогу использовать их в целях Вашего обучения. Помимо этого, мое общее физическое состояние значительно пошатнулось, и я не в состоянии обещать Вам час общения в течение двух дней подряд.

Хотелось бы посоветовать Вам, чтобы, читая мои работы, Вы уделяли внимание межличностным взаимоотношениям, внутриличностным взаимоотношениям и эффекту «снежного кома», сопровождающему изменение в поведении…

Есть еще одна вещь, которую мне хотелось бы подчеркнуть. Я хотел бы убедить Вас в том, что специальный язык, многословие, указания или внушения — все это в высшей степени не важно. Действительно важная вещь — это мотивация к изменению и осознание того, что никто не знает своих истинных способностей.

Я был поражен комментариями Эриксона и тем, что этот значительный человек нашел время, чтобы ответить мне лично. Я не был особо настойчивым человеком, но письмо заинтриговало меня. Я написал, что понимаю, что он болен, но был бы весьма признателен ему за любое количество времени, которое он смог бы уделить мне.

Эриксон назначил время для моего визита.

Два года спустя я размышлял над изначальной коммуникацией Эриксона. Он сомневался по поводу идеи моего приезда в Феникс; было необходимо, чтобы я прореагировал повторно. Эриксон взял меня в свои ученики только после того, как я проявил «действительно важную вещь», а именно, мотивацию!

Использование историй для улучшения запоминания

Истории Эриксона оживляли простые идеи. Дело не только в том, что концепции лучше запоминаются, когда они представляются в форме истории (Zeig, 1980a), но и в том, что истории привносят энергию в терапевтическую ситуацию. Я научился этому у Эриксона, поскольку своими историями он помог мне изменить собственную жизнь.

В 1978 году я переехал в Феникс. Временами я консультировался с Эриксоном по поводу моих профессиональных или личных затруднений. Однажды я сказал ему, что меня тревожит нервная привычка застенчиво улыбаться в самый неподходящий момент. В ответ он рассказал мне историю о своих руках. Эриксон сказал, что в детстве сломал указательный палец правой руки и повредил ноготь. Теперь, когда ему хотелось взять что-нибудь ценное, он брал это, не прибегая к помощи указательного пальца. Но если это было нечто, не представляющее цены, он обязательно использовал указательный палец. Эриксон рассказал, что у него была студентка, знавшая об этой привычке. Однажды она протянула ему свое «бриллиантовое» обручальное кольцо. Эриксон взглянул на кольцо и краем глаза увидел, что женщина покраснела. Затем он опустил взгляд на свою руку и понял, что держит кольцо указательным пальцем. (Другими словами, бриллианты были фальшивыми, и она это знала.)

В этом заключалась суть совета, который дал мне Эриксон. Я покинул его офис в смущении. Потом все обдумал и решил, что, обсуждая случай с бриллиантовым кольцом, он как бы говорил мне, что моя проблема не настоящая. Я начал думать об этиологии своей «проблемы», возможно, потому что Эриксон говорил об этиологии своего собственного паттерна. Как бы то ни было, терапия сработала. Я перестал застенчиво улыбаться.

Истории Эриксона помогали мне снова и снова. Как-то в начальный период моего обучения, я сказал Эриксону, что боюсь транса. Он спросил меня, почему, и я ответил: «Не знаю. Возможно, боюсь потерять сознание».

Эриксон сказал, что приведет мне несколько примеров. Он рассказал о мальчике, который пошел на охоту вместе с отцом. Мальчик обожал охоту на оленей, пока ему не исполнилось шестнадцать, и отец заявил, что его сын уже достаточно взрослый, чтобы ходить на охоту самостоятельно. Парню дали ружье, и он подстрелил оленя. От неожиданности он задрожал и побледнел.

Далее Эриксон рассказал историю о конкурсе красоты: победительница конкурса Мисс Америка плачет и дрожит. Затем он заговорил о родах. Он рассказал о женщине, которая страшилась разрешения от бремени, хотя она понимала, что в течение всей истории человечества женщины без труда выполняли эту задачу.

Впоследствии Эриксон объяснил мне, что в предыдущий день, в ходе сеанса, я то входил в транс, то выходил из него.

Потом я сказал ему, что хочу приобрести «опыт якорения», чтобы можно было понять, как использовать гипноз. Он рассказал мне еще две истории.

Первая — о бейсбольном игроке, пропустившем мяч, когда «заякорил» сам себя. Вторая — про студента медицины, который семь лет провел на первом курсе медицинской школы. Когда его спрашивали о том, что такое дельтовидная мышца, он пересказывал содержание учебника, буквально, начиная с первой страницы. Он возвращался к первой странице, потому что ему нужно было заякорить себя.

Потом Эриксон взглянул на меня и произнес: «Ты хочешь обладать способностью использовать гипноз в различные периоды времени. Ты входишь и выходишь, позволяя этому случиться». Последствия этих историй сказались на расширении возможности использовать мои гипнотические способности; больше я не опасался неблагоприятных реакций на гипноз.

Истории подобного типа легко интерпретируются. В основном, Эриксон переопределял мой страх «потери сознания» и позволял мне примириться с тем, что часть начального процесса обучения может включать нежданные эмоции. По сути, эта техника переопределения давала простор для более позитивной интерпретации «потери сознания» (подобные чувства обычно возникают после триумфа) и негативной интерпретации необходимости в «якоре». Однако, если подвергать эти истории излишнему анализу, часто утрачивается гештальт. Целое больше суммы составляющих его частей.

Истории Эриксона помогли мне и еще в одном случае. Когда в 1976 году я приехал в Феникс, у моего отца был коронарный приступ. Мать не могла связаться со мной, поскольку я только что перебрался в Феникс и не имел постоянного места жительства. Поэтому она послала телеграмму Эриксонам.

Когда я пришел за телеграммой, Эриксон рассказал мне историю о своем отце, которую я перескажу так, как помню. Она подробно описана Розеном (1982а).