Николай Козлов - Как относиться к себе и к людям

А проблем прибавляется: где жить, на что жить, как уживаться… До брака он обеспечивал встречи, теперь надо обеспечивать семью. От разговоров приходится переходить к делу, а в деле, в жизни мы оказываемся обычными и трудными.

• Что делали влюбленные до брака? Ничего, ворковали и целовались. А как поженились, начинаются обиды и недовольства, потому что быт — царапается. Праздники сменились буднями и бытом.

Девушка из роли принцессы сразу после свадьбы попадает в положение служанки. Поклонники, встречи, цветы, танцы и остальные атрибуты красивой свободной жизни — исчезают, сменяясь многочисленными семейными заботами, грязными кастрюлями и мокрыми пеленками.

• Цветы теперь будут дарить три раза в год — на 8 марта, день рождения и день свадьбы, и то надо напоминать мужу, а то забудет.

Бессонные ночи, денег нет, все плохо… А когда все плохо, все вокруг кажутся уже плохими.

• Одна женщина жаловалась подруге: "Представляешь, просыпаюсь ночью от головной боли, голова раскалывается, а он дрыхнет, еще улыбается, сволочь…" По-моему, это классика.

Претензии, обвинения одного рождают встречные претензии и обвинения другого, учащаются обиды и ссоры.

Прошел медовый месяц (от недели до полгода) — любовью пресытились: наговорились, наласкались, устали, глаза уже не горят. То, что теперь они всегда вместе, — не только плюс. До брака чувства подогревались расставаниями. А тут вместе каждый день! Каждый день. Каждый день…

• Просыпаешься — его брюки на стуле висят, а рядом он лежит да еще похрапывает, и никуда от него не денешься… Вставай, готовь ему завтрак.

Спад любви тревожит, хотя должно волновать не это "Любит — не любит", а снижение культуры отношений: появление раздражительности и недовольства друг другом.

• Снижение любви — это закономерно, вы просто просыпаетесь: причем здесь тяжелее тому, кто был влюблен сильнее, — он спал крепче. А снижение уровня отношений — это не закономерность, а следствие нашего привычного отсутствия культуры.

Часть «досемейных» достоинств стала уже привычна и не замечается, другая часть "в свете новых требований" оборачивается недостатками, а то, что раньше от милого не требовалось, сейчас оказывается самым главным.

И если мы до свадьбы были "в масках" (показывали себя «витринных», а не реальных), то сейчас маски сбрасываются. Завоевывать друг друга уже не нужно (вот она лежит, завоеванная!), мы расслабляемся и перестаем за собой следить. Он забывает, как приятны ей внимание и нежность, как нужна его помощь. Она перестает следить не только за своей манерой разговаривать, но и за внешностью, за тем, как она одета, а все это немаловажно.

• Есть такое понятие: "на люди". Так вот, "на люди" она оденется и будет выглядеть как следует. Муж, по-видимому, в понятие «люди» не входит, потому что дома, при муже, она будет ходить в разобранном виде, в халате фасона "не приведи господи", что муж и наблюдает. И сравнивает с женщинами, которых встречает на улице.

Возникает множество разногласий, они рождают споры, а споры — обиды и ссоры. По-хорошему договориться не получается, а желание добиться своего толкает к поиску «рычагов» — средств давления, чтобы заставить другого с тобой согласиться, чтобы было по-твоему. [11] Эту проблематику «рычагов» поднял и глубоко разработал известный московский психолог и психотерапевт А.П. Егидес.

• Это кровно усваивается с детства: "Если не понимаешь по-хорошему, я с тобой буду по-плохому". И потихоньку начинается творческий поиск орудий причинения боли — бывшему любимому, а теперь супругу.

Если нормальная аргументация не помогает, начинаются уговоры, давление интонацией и глазами, требования уступок "Если ты меня любишь", обвинения в черствости, упрямстве (тут широкое разнообразие вариантов), обиды, ругань или молчание…

Очень любопытно разнообразие вариантов, когда начинается спекуляция на любви. Первый — милый — вариант: "Ну пожалуйста, ну мой хороший, милый, славный, я тебя так люблю…" (Честно? — Нет. А допустимо? Может быть, и да.) Второй вариант уже не так мил: "Если ты меня любишь, ты уступишь…" — и это уже недопустимо. Грубые варианты идут по типу: "Ты меня совсем не любишь!"

• Тут любовь, как я понимаю, играет роль большой дубинки.

Если начавшаяся война разгорается, в ход идет уже и "тяжелая артиллерия": как средство давления подключаются ребенок, родители, соседи и родственники, в качестве наказания супруг лишается сексуальной близости, денег, обеда, его пугают самостоятельной стиркой, ему также есть чем пугать супругу и чего лишить. Ближе к разводу будут упомянуты и раздел имущества, и право на квартиру, и "ребенка не увидишь"…

• Это не значит, что рычаги в семейных отношениях применять нельзя вообще. Я лично ими пользуюсь. Но только такими, которые не «рвут» отношения, и только против «незаконного» применения рычагов женой. Но это — борьба за мир, а не за власть. Иначе…

Если борьба за власть оканчивается чьей-то победой (это не всегда так — в некоторых семьях войны, при равенстве сил, идут бесконечно), эта победа оказывается "пирровой".

• "Победил" он — получит нелюбимую и нелюбящую злобную старую женщину. «Победила» она — станет мужа считать «тряпкой» и не будет уважать, он перестанет интересоваться домом, начнет интересоваться не домом, приходить попозже, а потом пореже, и не всегда в трезвом виде.

Некоторые деятельные, ответственные и оптимистичные женщины считают, что "плохие семьи бывают только у плохих жен", и верят, что если она всегда будет безукоризненно хорошей женой, ее не ждут неожиданные неприятности. К сожалению, это не всегда бывает так. На ее семью (точнее, на ее мужа) могут налетать совершенно непонятные «бури», взявшиеся неизвестно откуда, если не учитывать личностные кризисы.

То, что в жизни человека случаются кризисы, переломные моменты, когда требуется переосмысление всего прожитого и принятие новых решений, известно давно. Но американский психолог Гейл Шиихи утверждает, что эти кризисы имеют определенную тематику, последовательность и следуют друг за другом через каждые семь лет, начиная с шестнадцатилетнего возраста.

• Эти позиции достаточно спорные, но, на мой взгляд, очень полезные. Даже если кризис наступил не через семь, а через пять или десять лет, и даже если тематика его и характер переживаний немного другие — человек, знакомый с общей концепцией, быстрее сможет во всем разобраться и принять правильные решения.