Морган Пек - Непроторенная Дорога

Подобным же образом, в главе о любви я говорил о рискованности расширения себя на новую территорию, на новую преданность и ответственность, на новые отношения и уровни существования. Здесь тоже возникает опасность потери статус-кво и страх перед неизбежностью работы для достижения нового статус-кво. Так что Адам и Ева, вполне возможно, испугались того, что может случиться с ними, если они станут открыто расспрашивать Бога; и они попытались пойти легким путем, шкодливо и незаконно прошмыгнуть к знанию, которого они не заработали, а там как-нибудь будет. Не вышло. Если мы задаем вопросы Богу, то должны быть готовы к большой работе. И мораль библейской истории состоит в том, что эта работа должна быть сделана.

Психотерапевты знают, что, хотя пациенты приходят к ним в поисках тех или иных перемен, на самом деле перемен они боятся — боятся работы, необходимой для перемен. Именно из-за этого страха, этой лени, подавляющее большинство пациентов, которые начали психиатрическое лечение, — быть может, девять из десяти — бросают его задолго до окончания курса. А из этих последних большинство бросают лечение после первых же сеансов или спустя пару месяцев. Особенно отчетлива эта статистика по супружеским парам: после первых занятий психотерапией они видят, в каком ужасном беспорядке находятся их супружеские отношения, насколько они губительны; они видят, что путь к душевному здоровью лежит через развод или через неимоверно трудный, болезненный путь полной перестройки отношений.

Такие пациенты на самом деле нередко догадываются об этом уже до начала лечения, и первые сеансы служат лишь подтверждением их подсознательного предчувствия и ужаса. Как бы то ни было, их охватывает страх при мысли о невыносимых трудностях одиночества после развода или о не менее печальной перспективе многолетней работы по улучшению супружеских отношений. И они прекращают лечение, иногда после двух-трех сеансов, иногда после десяти или двадцати. Извинения при этом звучат приблизительно так: «Мы поняли, что ошиблись в оценке наших финансовых возможностей» или более откровенно: «Мне стало страшно, когда я понял, чем может закончиться лечение для моей семьи. Я понимаю, что не выдержал. Быть может, я когда-нибудь соберусь с духом и приду еще раз». В любом случае, они предпочитают поддерживать прежний жалкий статус-кво, лишь бы избежать тех колоссальных усилий, которые, как они теперь понимают, потребуются для освобождения из ловушек, в которых они очутились.

На ранних стадиях духовного развития люди обычно не осознают собственной лени, хотя с легким сердцем могут сказать что-нибудь вроде: «Конечно, как и у каждого человека, у меня бывают приступы лени». Дело в том, что ленивая часть души, подобно дьяволу (а может быть, это и есть дьявол), не брезгует средствами и специализируется на притворстве и вероломстве. Она прикрывает свою леность всевозможными рациональными маскировками, увидеть или сорвать которые растущей части души еще не по силам. Так, на предложение приобрести новые знания в некоторой области человек может ответить: «Эту область исследовали многие люди и ничего нового там не нашли» или «Я знал одного человека, который интересовался этими вещами, так он спился и покончил с собой» или «Вы пытаетесь манипулировать мною, хотите сделать из меня свою копию; не этим должен заниматься психотерапевт». Все эти ответы, как и множество других, прикрывают собственную лень пациента или студента и призваны дурачить не столько врача или учителя, сколько самого себя. Ибо познать лень в ее подлинном обличье и признать ее наличие в себе — это уже начало ее искоренения.

По этой же причине те, кто уже продвинулись по пути духовного развития, более отчетливо осознают собственную леность. Как раз наименее ленивые лучше понимают, что они лодыри. В моей личной борьбе за зрелость я постепенно все лучше осознаю новые прозрения, но они, словно по собственной воле, стремятся ускользнуть от меня. Мне открывается новый, конструктивный путь мысли, и мои шаги по нему незаметно замедляются, словно у них есть свои соображения. Я подозреваю, что большинство ценных мыслей ускользают почти незамеченными и я сбиваюсь с конструктивного пути, не осознавая этого. Но когда я ловлю себя на том, что еле передвигаю ноги, то вынужден применить волевое усилие, чтобы ускорить движение именно по той дороге, которой я избегаю. Борьба против энтропии никогда не заканчивается.

У каждого из нас есть больное Я и здоровое Я. Какими бы заядлыми невротиками или даже психотиками мы ни были, даже когда кажется, что мы совершенно объяты страхом или совершенно парализованы, всегда остается какая-то часть нас, пусть совсем маленькая, которая хочет расти, которая любит перемены и развитие, которую привлекает новое и неизвестное, которая хочет делать работу и идти на риск, связанный с духовной эволюцией. И какими бы здоровыми и духовно развитыми мы ни казались, всегда остается какая-то часть нас, пусть маленькая, которая не хочет, чтобы мы напрягались, которая цепляется за старое и привычное, боится любых перемен и усилий, желает комфорта и отсутствия боли любой ценой, даже если наказанием будет бесполезность, застой и регресс.

У одних людей здоровое Я кажется трагически маленьким, его как бы совершенно подавляет леность и боязливость монументального больного Я. Другие люди быстро растут, доминирующее здоровое Я активно продвигается вперед и вверх в борьбе за эволюцию к божественности; здоровое Я, однако, постоянно должно быть настороже, не забывать о лености маленького больного Я, которое всегда скрывается в каждом из нас. И в этом отношении все человеческие существа равны. В каждом живут два Я, больное и здоровое: жизнь стоит на своем — и смерть стоит на своем. Каждый человек представляет все человечество: в каждом живет инстинкт движения к божественности и надежда рода людского, и в каждом живет первородный грех лености, вездесущая сила энтропии, влекущая нас обратно в детство, в материнскую утробу, в те топи, из которых мы развились.

Предположив, что леность представляет собой первородный грех, и что в форме нашего больного Я она может быть самим дьяволом, уместно будет теперь завершить картину несколькими замечаниями о природе зла. Проблема зла является, быть может, величайшей из всех теологических проблем. Но, как и во многих других «религиозных» вопросах, психологическая наука, за немногими исключениями, ведет себя так, как если бы зла не существовало. Вместе с тем именно психология может внести ясность в этот вопрос. Я надеюсь, что со временем тоже сумею кое-что сказать по этой проблеме. Теперь же, поскольку это лишь побочная тема в книге, я ограничусь коротким перечислением четырех выводов, к которым я пришел, изучая природу зла.