Игорь Кон - Мужчина в меняющемся мире

У каждого времени свои герои. И может быть, что-то изменится в России, если сегодня у нее такие герои.

Разумеется, популярность криминальных фильмом не означает, что бандитская маскулинность стала единственным и самым привлекательным образцом для подражания. Как только российское государство окрепло, оно сформулировало социальный заказ на другие фильмы и сериалы, героями которых стали не менее крутые, но более идейные и организационно связанные с государством новые силовики: «агенты национальной безопасности», «менты», разведчики и иные сотрудники спецслужб. Независимо от их ведомственной принадлежности, эти новые силовики выглядят весьма стандартно и от аналогичных американских суперменов отличаются исключительно фразеологией и национальным колоритом. Однако характерны их претензии. Когда в 2007 г. между разными спецслужбами началась не подковерная, а открытая борьба за власть и деньги, руководитель одной из спецслужб в статье «Нельзя допустить, чтобы воины превратились в торговцев» публично обосновал философию чекизма как закрытой корпорации «настоящих мужчин», ставшей для России спасительным «крюком» (этот многозначительный образ прекрасно обыграли демократические публицисты), за который, падая в бездну, уцепилось постсоветское общество и который и дальше будет спасать его от всех и всяческих угроз, если только сумеет сохранить свою высокую корпоративную мораль.

Вообще говоря, «воины» (как и «жрецы») превращались в «торгашей» и до возникновения чекизма, но они обязаны были делиться с начальниками и коллегами и не выносить сор из избы (у пошлых уголовников эта групповая солидарность называется общаком и круговой порукой), поэтому президент Путин, как и ожидали эксперты, разоблачительную статью не одобрил. Чекистская маскулинность для массового сознания привлекательнее бандитской и к тому же сопряжена с меньшими индивидуальными рисками. Под крышей родной конторы походя решаются и личные дела, недаром самые лакомые места в новых экономических структурах занимают чьи-то сыновья, зятья и племянники. «Настоящий мужчина» обязан заботиться о своих.

Но не все мужчины хотят и могут стать силовиками. Наиболее социально значимой, емкой и укорененной в народной культуре мужской идентичностью в сегодняшней России остается мужик. В каком-то смысле это специфически русский феномен. «Мужик – это значимая маркировка русскости. Мужик по определению русский» (Шабурова, 2002. С. 533). Это слово обозначает одновременно пол, возраст, социальный статус и свойства характера. По Далю, «мужик» – это «человек рода он, в полных годах, возмужалый; возрастной человек мужского пола» и одновременно – «мужчина простолюдин, человек низшего сословия», поселянин, пахарь, земледелелец, хлебопашец; семьянин и хозяин; дюжий человек, крепкий, видный, но грубоватый; человек необразованный, невоспитанный, грубый, неуч, невежа (Даль, 1999. Т. 2.

С. 356–357).

Как всякий «настоящий мужчина», мужик не может довольствоваться наличным бытием. Он обязан постоянно доказывать себе и другим, что он не баба, не пацан и не гомик. В противоположность слабому иноземному джентльмену и хлюпику-интеллигенту, мужик отличается повышенной сексуальностью, любовью к спиртному, физической силой и грубостью, причем все это ему дано от природы. «Мужик» – это дикий мужчина, который ценит свои природные свойства и не нуждается в украшениях. Как гласит припев популярной песни, «да, ты права, я дикий мужчина: яйца, табак, перегар и щетина». Характерно, что все эти достоинства «не заключают в себе ничего нарочитого, то есть не являются результатом сознательного выбора и усилия. Щетину он не специально выращивает – сама вырастает; пьет вовсе не для запаха перегара, а из иных побуждений; аромат табака абсолютно натуральный и непреднамеренный, мало общего имеющий с дорогим мужским одеколоном, который тоже пахнет табаком. Яйца же даны лирическому герою от природы, все честно, никакого конструктивизма» (Утехин, 2001. С. 272).

Образ мужика укоренен не только в быту. Он широко раскручивается в кино и в коммерческой рекламе, особенно в рекламе пива, а также в политике. На выборах 2001 г. движение «Единство» успешно позиционировало себя в сливающихся друг с другом образах «мужика» и «медведя». Популярным воплощением военно-патриотического «мужичизма» в российском шоу-бизнесе является основанная Николаем Расторгуевым группа «Любэ».

Однако и этот образ неоднозначен. Называя себя мужиком, мужчина подчеркивает свои народно-патриотические истоки, связь с традицией, готовность противостоять «западному влиянию». Но новые хозяева жизни, бизнесмены и вошедшие в экономику «силовики», отнюдь не собираются возвращаться в патриархальное прошлое и настроены скорее на модернизацию жизни, начиная со своего внешнего облика.

Этот «суворовский переход с дикого Востока на дикий Запад огородами, минуя первоисточники цивилизации», первым (и очень точно!) описал Виктор Ерофеев. По его словам, место созерцательного придурка Иванушки-дурачка в современном российском мужском фольклоре занимает «бандит-активист, который не ждет милости от природы», а, сколотив состояние, сразу же дает своим детям европейское образование. Это не примитивный мужик, который принадлежит к низшему сословию, даже если разъезжает на джипе, а мужик, который встает с карачек и путем обретения индивидуальности начинает превращаться в мужчину. Он меняет пятерню на расческу, броневик на парфюм, мат на английский, партбилет на перстень, коммуналку на вертолет.

«Что было, то прошло. Русский мужик встает с карачек. Пора ему превращаться в мужчину. Ну и рожа!

– А чего?

– Отряхнись…

– Ну!

– Причешись.

– Ну!» (Ерофеев, 1999. С. 7).

Ерофеев недаром называет это процесс геологическим сдвигом. Менять приходится буквально все. «Крутимся. Чистим ботинки. Изживаем собственную историю. Боремся с дурным запахом из всех щелей. Обращаем внимание на тело. Вот оно, мое тело. Глядя в зеркало, задумываемся о сексе».

Но самое трудное – сменить «мы» на «я»:

«Мужчина – это такой мужик, который нашел (мат на английский) his own identity и перевел понятие на русский язык» (Там же. С. 9).

Современный российский бизнесмен – это двуликий Янус. Он одет по моде, и при галстуке, говорит по-английски, разбирается в новейших технологиях, но стоит ему расслабиться, как из-за этого фасада вылезает привычный, свой в доску русский мужик, со всеми его сильными и слабыми сторонами. И он сам зачастую не знает, какая из этих идентичностей для него важнее.

Сегодня споры об этом стали особенно жаркими, но в них больше идеологии, чем науки. Вестернизация распространяется не только на внешние стороны жизни, но и на главные жизненные ценности. Наряду с людьми, у которых внешний лоск лишь прикрытие «мужичизма», есть немало мужчин, особенно политиков, использующих «мужичизм» в демагогических целях, чтобы выглядеть «своим в доску» в глазах своих соплеменников, которыми он цинично манипулирует.