Леонид Кроль - Между живой водой и мертвой. Практика интегративной гипнотерапии

У меня возникли очень разные ощущения, когда я выбирала кольца. Я обратила внимание, что колец там очень много и все – с бриллиантами, все сверкали, но были разными. И когда вы попросили меня выбрать кольцо, я хотела выбрать свое кольцо с бриллиантом, которое у меня на пальце. Потом подумала, что мне ведь можно выбрать новое. Я поискала и выбрала другое, которое мне больше понравилось – другой формы, с другими гранями…

И возникали образы, связанные с пережитым, с мамой и отцом. Ни сестер, ни братьев не появлялось, ни мужа, ни детей. Появлялись какие-то не узнанные мной образы. Но это мне не мешало. В эпизоде с кольцами я ощутила какую-то связь со своими корнями, которые трогала, узнавала, прикасалась и могла что-то взять или не взять, что-то положить, просто перебирать… Когда я подходила к шкатулке, она была открыта или сама приоткрылась – я не уловила. Но она оставалась открытой, и тогда, когда я ее с собой взяла, я ее не захлопнула.

Почему-то неясными и размытыми были очертания деревьев, леса. Зато я хорошо увидела, как разгребала руками землю, чтобы достать клад. Я даже почувствовала сначала мох, потом песок…

Мне было как-то трудно совершать движения. Не могу сказать, что я шла от источника к озеру. У источника я чувствовала, что неодета, что смываю все с тела. А там я то ли шла, то ли летела, а может, меня туда тянуло. В этой мутной воде я как-то не ощутила себя. Но зато в бассейне я была как бы раздета…

(Фаина долго молчит, руки спокойно лежат на коленях.)

Появлялись образы детей, мужа. Но самый отчетливый – мамин. Мне показалось, что все прошло очень быстро. У меня было мало времени.

Когда вы говорили о своей мелодии, она совпала с той мелодией, которая звучала. Я испытала чувство радости, узнавания. Мне так понравилось, что мне это знакомо. Я очень боялась, что эта музыка прекратится.

Я не все образы детально видела или ощущала, но как бы следовала той цепочке, которую вы мне предложили. Только не помню, я оделась или нет? (Фаина слегка улыбается, вспоминая.) Только помню, что возвращалась с этой шкатулкой.

Терапевт: Какое ваше общее ощущение? У вас что-то изменилось?

Фаина: Мне было приятно идти со шкатулкой, несмотря на то, что кольца и сама шкатулка вызывали у меня неприятные эмоции. Я думаю, что в этом заключен некий смысл. Возле ручья у меня возникло ощущение, что я действительно что-то смываю с себя. Я знала, зачем это делаю. Наверное, отсюда идет ощущение, что что-то произошло, изменилось. И то, что я выбрала не свое кольцо с бриллиантом, а какое-то другое – тоже имеет свой смысл. Я не уловила смысла в эпизоде с пузырьками в шампанском. Во время транса и перед ним, когда вы со мной говорили, я осознала, что мои переживания глубоки. Я даже не подозревала об этом. И то, как я с вашей помощью выбирала новые ощущения, является, наверное, тем опытом, что я приобрела. Я испытывала переживания, а потом – другие чувства… (Фаина говорит, спокойно откинувшись на стуле, вытянув ноги, сложив руки на коленях.)

Терапевт: Как вам кажется, проделали мы с вами хоть какую-то работу?

Фаина: Да, конечно. Я так долго об этом рассказываю. Ваш вопрос не вызывает у меня сомнения, но какое-то напряжение… там… (показывает себе за плечо) возникает.

Терапевт: Есть ли у вас ощущение, что это серьезная работа?

Фаина: Да. Спасибо вам.

Клиентка страдает аутоимунным заболеванием – отторжением тканей собственного организма. Здесь приводится запись одного из нескольких проведенных с ней сеансов, после которых наступила ремиссия – болезнь перестала прогрессировать.

Инна: У меня аутоимунное заболевание.

Терапевт: Что это значит для тебя? Расскажи, что ты чувствуешь при этом? Ты боишься его?

Инна: Я боюсь, что это зайдет слишком далеко. Тогда страшно.

Терапевт: Значит, ты хочешь, чтобы оно не заходило слишком далеко?

Инна: Да.

Терапевт: А как ты думаешь, почему оно у тебя возникло?

Инна: Я не знаю.

Терапевт: Но ты же материалист…

Инна: Была стрессовая ситуация… Авария…

Терапевт: И что?

Инна: У меня, наверное, стресс был… (Как-то вся сжимается, как будто начинает плакать) .

Терапевт: Ты мокрая, как мышонок. Ты мышонок?

Ее защита, ее способ поведения заключается в том, что все очень просто: белое – это белое, вода – мокрая, она – девочка. И я задаю ей абсурдные вопросы, которые то ли имеют значение, то ли не имеют… Но, скорее всего, все-таки имеют. И ее реальные реакции очень сложны: она закрывается руками, отстраняется, смотрит в сторону, краснеет, у нее выступает пот. Обильная игра сосудов, обильное нервное движение… И когда я спрашиваю: «Ты мышонок?», имеется в виду: «Ты человек?», «Ты можешь фантазировать, ты можешь создавать какие-то ассоциации, ты можешь решить, что сама отвечаешь за свое заболевание?» Она вначале ведет себя так, как будто это происходит не с ней. Ассоциация с мышью не случайна. Клиентка чувствует, что она сейчас мокрая, потная, мечущаяся, дрожащая. Это образ испуганного мышонка, который меньше, чем взрослая мышь, который попал в ситуацию, где его неожиданно осветили, и испуган, что на него обращают слишком много внимания и хотел бы спрятаться. Это видно по однозначности ее ответов, по их краткости и уклончивости. Ее реакции очень двойственные: с одной стороны, это реакции сотрудничества, попытки ответа, с другой стороны – реакции уклонения, ухода, отрицания. И я все время играю с ней в этой амбивалентности, задаю полярно противоположные вопросы.

(Инна плачет.)

Терапевт: Тебе стыдно?

(Инна отрицательно качает головой. Потом утвердительно качает головой.)

Терапевт: Это хорошая реакция. Ты не мышонок, не лягушка?

Инна: Я неведома зверушка.

Терапевт: Неведома зверушка, почему ты плачешь?

Здесь я играю с ней в нарушение ее возраста и статуса. В своих интервенциях я выясняю вопрос, готова ли она принять ответственность за свое заболевание, за свои ощущения, выбирает ли она их, отвечает ли за них, хочет ли их, хочет ли их изменить, куда она хочет их изменить. Меня не устраивает ситуация, в которой она является пассивным объектом, мне хотелось бы, чтобы она сама принимала решения, готова была как-то измениться. Дело в ее собственном отношении к болезни. Если клиентка готова отвечать за свою жизнь сама, то, видимо, она может также бороться и отвечать за свое состояние, частью которого является ее болезнь.

(Инна пожимает плечами: «Дескать, не знаю…»)

Терапевт: Ты материалист?

(Инна кивает.)

Терапевт: А почему была стрессовая ситуация?

Мне кажется важным, что я чередую свои вопросы таким образом, что на часть вопросов вообще нельзя ответить. Это утверждения, это раскачки, вопросы-междометия, вопросы с таким сложным коллапсирующим смыслом. А часть вопросов, следующих после этого, очень просты, на них, по контрасту, вроде бы легко отвечать. Что дает эта ситуация? Клиентка чувствует облегчение после предыдущих вопросов, начинает отвечать гораздо конкретнее.