Берт Хеллингер - Счастье, которое остается. Куда нас ведут семейные расстановки

Совесть привязывает нас к группам, которые важны для нашего выживания. Она привязывает нас, прежде всего, к этим группам, а также ко всем другим группам, с которыми мы хотим быть связанными.

Совесть является инстинктивным органом восприятия. Совесть можно сравнить с вестибулярным аппаратом. Вестибулярный аппарат также является инстинктивным органом восприятия, с помощью которого мы сразу же можем установить, находимся мы в равновесии или нет.

Подобным образом мы при помощи нашей совести сразу же можем понять, можем ли мы еще принадлежать к группе или нет. Как только мы сделали что-то, что может привести нас к исключению из группы, у нас появляется нечистая совесть. Тогда мы изменяем свое поведение для того, чтобы снова иметь возможность принадлежать к группе. Когда мы можем принадлежать к группе, мы чувствуем себя счастливыми и невиновными. Это в основе своей самое большое стремление, имеющееся в каждом человеке, стремление принадлежать к группе. Именно поэтому нет большего несчастья, чем быть исключенным.

Как мы наказываем преступников? Конечно, исключением. Мы помещаем их в тюрьму или убиваем их. Исключение — это самое ужасное, что только может быть. И наоборот, самое большое благо для человека — это возможность принадлежать. То есть с помощью совести мы знаем, что для группы хорошо, и что для нее плохо.

Я хочу подробнее остановиться на этом. Ребенок делает все, чтобы принадлежать к группе.

Принадлежность для него важнее, чем собственное счастье и собственная жизнь. Для того чтобы принадлежать, многие люди даже жертвуют своими жизнями, например, солдаты или многие люди, которые вступаются за других. Они, как говорится, готовы пожертвовать своей жизнью на благо общества. Но здесь все дело в принадлежности. Когда человека особо почитают? Когда он, жертвуя своей жизнью, сделал что-то для группы, к которой он принадлежит.

Иногда для того, чтобы принадлежать, человек внутренне произносит фразы. Например, он говорит своей умершей матери или своему умершему отцу, или своим умершим братьям и сестрам: «Я следую за тобой». За этим стоит большая любовь. Но это любовь, которая ведет к смерти. Или, если ребенок чувствует, что его мать или его отец хочет умереть, тогда он говорит им внутренне: «Я умру вместо тебя». И тогда он, возможно, умрет или заболеет. Мы видим это, например, в случае анорексии. Страдающие анорексией говорят в своем сердце: «Лучше исчезну я, чем ты». Кто? «Дорогой папа». Как правило, они говорят это. В большинстве случаев они делают это для отца. Это любовь. Эта любовь происходит из совести. Когда такие дети или взрослые умирают, все они делают это с чистой совестью. Они чувствуют себя невиновными, да еще и счастливыми. Боже мой, что это за счастье! И какое несчастье это для тех, кому они говорят: «Лучше я, чем ты!» Как чувствует себя отец, когда его дочь внутренне говорит ему: «Я умру вместо тебя»? Сделает это его счастливым?

Это та потребность, которая диктуется совестью. С одной стороны, она делает человека счастливым, с другой стороны, она не находится в созвучии с жизнью. Большое счастье находится в созвучии с жизнью.

Другое основополагающее открытие состоит в том, что существует два вида совести: одна, находящаяся на переднем плане, и другая, находящаяся на заднем плане, скрытая. Эта скрытая совесть существует в нашей культуре неосознанно. Это архаичная совесть. Эта совесть старше, она была до совести, основанной на морали, которую мы чувствуем. Эта совесть является групповой совестью. Она следит за тем, чтобы в группе соблюдались определенные законы. Первый закон гласит: групповая совесть не терпит исключения.

С совестью, основанной на морали, мы исключаем других людей, считая себя лучше них. А в групповой совести такого нет. Все, кто принадлежит к группе, имеют одинаковое право на принадлежность. Это железное правило групповой совести.

А теперь представьте себе древнее племя, людей, которые жили в племенах. Они могли кого-нибудь исключить? Можно себе такое представить? Эта совесть держала их вместе. Никто не мог быть исключен. Это было бы для племени самым ужасным. Им это и на ум не приходило. Все принадлежали к группе.

Еще сегодня существуют первобытные группы. В них видно, что эта архаичная (изначальная) совесть могла все. Некоторое время назад я разговаривал в Канаде с вождем индейцев. Он сказал мне, что в их языке нет слова, обозначающего справедливость. У них нет совести в том смысле, в котором мы ее понимаем.

С этой совестью они сразу же стали бы кричать о справедливости. Они находятся в созвучии с изначальной совестью. Я спросил у вождя: «Что же вы тогда делаете с убийцей?» Он ответил: «Семья жертвы усыновляет его». То есть у них людей не исключают. В этой культуре людей не исключают. Они живут в созвучии с архаичной совестью.

Эта совесть действует и в нас, но глубоко подсознательно. Как она действует? Если я исключаю кого-то из своего сердца, я становлюсь точно таким, как он.

Еще кое-что. Позже какой-то член группы (системы) должен будет замещать исключенного, идентифицировавшись с ним, но при этом сам он не знает об этом. Это и есть переплетение. Оно появляется из действия архаичной совести.

Эта архаичная совесть следует еще одному базовому закону, а именно: все, пришедшие в группу позже, приходят позже во всех отношениях. Это значит: все, пришедшие в группу раньше, имеют преимущество перед теми, кто пришел в группу позже. Поэтому никто из пришедших позже не имеет права брать на себя что-то за тех, кто был в группе раньше, что бы это ни было. Любое нарушение этого закона строго наказывается несчастьем. Нарушение этого закона ведет к несчастью.

Если человек говорит: «Я последую за тобой», он нарушает этот закон. Если человек говорит: «Я беру это на себя за тебя», он нарушает этот закон. Но он нарушает этот закон с чистой совестью. В этом состоит особенность, потому что две совести противостоят друг другу.

Как мы можем достичь счастья? Если мы будем давать преимущество архаической совести. Это означает отказ от того, чтобы оставаться невиновным перед совестью, основанной на морали. Архаичная совесть требует большего. Тогда мы связаны с гораздо большим числом людей.

Все трагедии и, в том числе семейные трагедии, возникают потому, что один из рожденных позже из наилучших побуждений берет на себя что-то за того, кто родился раньше. Например, хочет отомстить за него или взять на себя что-то за него. Все трагедии заканчиваются гибелью героя, хотя совесть его была чиста, и он действовал из любви.