Филип Зимбарго - Социальное влияние

Но если бы нам надо было выбрать одну переменную, которая вероятнее всего может повлиять на вашу веру в точность воспоминаний другого человека, то это была бы степень уверенности в себе или убежденности в своей правоте, выраженная в высказываниях этого человека. В двухэтапных исследованиях инсценированных преступлений показано, что чем увереннее выглядит свидетель, тем чаще испытуемые — присяжные предполагают, что у него имеются надежные и точные воспоминания о преступнике (Wells et al., 1979; Leippe et al., 1990). Такое предположение кажется вполне разумным. Верховный суд даже включил «уверенность в себе при даче показаний» в число признаков, которыми должны руководствоваться присяжные при оценке показаний свидетелей в зале суда (Neil v. Biggers, 1972).

Хорошо, если бы это предположение было верным, но на самом деле это не так. Как мы отмечали ранее, между уверенностью свидетеля в точности даваемых им показаний и фактической точностью этих показаний существует лишь слабая связь. Тем не менее уверенный (или неуверенный) вид свидетеля обвинения производит столь неотразимое впечатление на присяжных, что от этого запросто может зависеть, поверят ли они показаниям, доказывающим вину подсудимого, даже если на карту поставлена его свобода. Судебные юристы хорошо это знают и всегда советуют своим свидетелям при даче показаний вести себя так, чтобы их манера поведения казалась уверенной, и даже обучают этому. Они также инструктируют свидетелей на тот случай, если во время перекрестного допроса им будут заданы каверзные вопросы. И как вы думаете, к чему приводят подобные наставления? Свидетели «берут себя в руки» и, давая показания, производят впечатление повышенной уверенности независимо от того, насколько точны их показания (Wells et al., 1981).

Как поколебать уверенность свидетеля в себе.Но не забывайте про другую сторону. Хорошие адвокаты, умеющие вести перекрестный допрос, могут обратить убеждающую силу уверенности в свою пользу, «поколебав уверенность» свидетеля. Однако постойте, давайте вспомним законы атрибуции. Если тактика адвоката, проводящего перекрестный допрос, «шита белыми нитками» или кажется, что этот адвокат издевается над свидетелем, то присяжные сочтут причиной неуверенных показаний свидетеля не его плохую память, а поведение адвоката. Как говорила Злая Волшебница с Запада (последняя злая волшебница в стране Оз), «такие вещи надо делать де — ли — кат — но». Один из этих методов нам уже знаком. Адвокат, проводящий перекрестный допрос, может (и обычно он так и делает) задавать вопросы в достаточно быстром темпе, чтобы заставить свидетелей давать фрагментированные ответы, из — за чего свидетели будут казаться не только менее компетентными, но еще и нерешительными и неуверенными. Второй метод состоит в том, чтобы изменить самовосприятие свидетеля и заставить его думать, что у него плохая память. Если задать достаточно много вопросов о мелких подробностях, на которые свидетелю приходится отвечать «Я не помню», то он может начать сомневаться в своей памяти. Такая неуверенность в себе обнаружится в его поведении и будет надлежащим образом отмечена судьей и присяжными.

Как сделать так, чтобы хорошая память казалась плохой.Если свидетель несколько раз подряд не может вспомнить подробности, то присяжные начинают подозревать, что у него плохая память — это оборотная сторона эвристического суждения «наличие множества подробностей означает хорошую память», с которым мы уже встречались. При определенных обстоятельствах способность вспоминать незначительные подробности окружающей обстановки может быть «дурным знаком», указывающим на возможную неточность более важных аспектов показаний, таких как идентификация лица преступника. Подумайте сами: свидетель может в каждый момент времени смотреть только на что — нибудь одно, поэтому чем больше он смотрит на преступника, тем меньше времени у него останется на изучение окружающей обстановки. Отсюда следует, что свидетели, которые лучше запомнили лицо преступника, могли хуже запомнить второстепенные подробности. Именно такое положение вещей и было обнаружено в одном исследовании инсценированного преступления (Wells and Leippe, 1981).

Но гораздо интереснее было впечатление, которое производили испытуемые — «сви — детели», когда их подвергали довольно жесткому перекрестному допросу о незначительных второстепенных деталях. Свидетели, хуже всего помнившие эти детали, на этом «допросе с пристрастием» имели довольно бледный вид, и испытуемые — «присяжные», наблюдавшие перекрестный допрос, сочли, что их воспоминания — в том числе и те, на которые они опирались при идентификации преступника на опознании, — не достоверны. И действительно, «присяжные» в большей степени доверяли свидетелям, которые хорошо запомнили мелкие подробности, — и это несмотря на то, что впоследствии выяснялось, что именно те свидетели, которые плохо помнили мелкие подробности, чаще всего правильно идентифицировали преступника на опознании! (См. рис. 8.4.) Здесь мы явно имеем дело с неправильным применением эмпирического правила, касающегося надежности воспоминаний.

Неточность оценок точности показаний.Мы нарисовали мрачную картину всеобщей неспособности адекватно оценивать степень точности ретроспективных свидетельских показаний. Присяжные (и можно добавить, следователи, работающие в полиции) интуитивно и часто ошибочно полагаются на такие показатели, как уверенность свидетеля в себе и его способность припомнить мельчайшие подробности происшествия. Можно ли тут что — нибудь исправить? Люди, вероятно, никогда не достигнут больших высот в искусстве оценки достоверности воспоминаний. В конце концов, все мы склонны доверять нашим собственным воспоминаниям, какими бы неточными они ни были. Изложение точных воспоминаний может мало отличаться от изложения неточных воспоминаний, а немногие существующие отличия могут быть едва заметны для других людей.