Дэвид Шапиро - Невротические стили

Например, один компульсивный пациент сказал о девушке, на которой он собирался жениться: "Наверное, я ее люблю. У нее есть все качества, которые я хотел бы видеть в своей жене".

Итак, погружение в технические детали занимает место реакции на реального человека или событие. Восприятие обсессивно-компульсивного человека можно сравнить с восприятием пилота, который летит ночью или в тумане, и все приборы у него работают прекрасно. Он может вести самолет, как если бы все видел ясно, но при этом ничего не воспринимал непосредственно; он воспринимает лишь индикаторы, обозначающие другие вещи.

Это можно проиллюстрировать на примере юриста, который каждое утро выбирал одежду с помощью цветового колеса. Скорее всего, у него не возникало чувства или мысли: "Это хорошо смотрится" - или: "Это приятно",- скорее, он думал: "Это подходит, ибо, согласно правилам, это должно хорошо смотреться".

Убежденность - иными словами, ощущение истины - требует широты внимания, заинтересованности в оттенках и пропорциях вещей, способности немедленно на них реагировать, а у обсессивно-компульсивного человека этого нет. Вместо этого он занимается техническими деталями, индикаторами, которые интерпретирует согласно авторитетным правилам и принципам. Поэтому он не говорит: "Это так", - а говорит: "Это подходит".

Тут появляется парадокс симптоматики обсессивно-компульсивного человека. В связи с наличием убежденности он характеризуется двумя различными симптомами: сомнением и неуверенностью, с одной стороны, и догматизмом - с другой. Психоанализ этот парадокс уже разрешил, продемонстрировав их родство. Догматизм появляется, чтобы побороть сомнение и неуверенность и компенсировать их.

Таково динамическое объяснение их родства. Я хотел бы добавить предположение о существовании родства формального.

Сущностное родство между догмой и одержимостью сомнением проясняется, если попытаться выяснить, какой черты отношения к фактам обычного человека явно не хватает и в догме, и в сомнении. Я имею в виду, что в восприятии обсессивно-компульсивного человека отсутствует чувство убежденности и заинтересованность в истине. Можно пойти и дальше. И сомнение, и догма, в сущности, основываются на сужении внимания, технически-индикаторном стиле мышления и боязни мира, характерной для обсессивно-компульсивного человека. В случае с догмой это более очевидно. Суженное, ригидное внимание обсессивно-компульсивного человека позволяет ему избежать новой информации; он считает информацию не потенциально интересной, а потенциально отвлекающей. В то же время узкая заинтересованность в технических индикаторах позволяет догматической личности быть полностью удовлетворенной своими решениями; вернее, очень легко достичь полного удовлетворения. Пока удовлетворяются технические требования, догматичный человек считает, что его идеи "должны быть" верными, и он способен игнорировать не только острые углы, но и факты противоречащие (как заметит любой другой), этим идеям. Это лежит в основе способности догматической (и в целом обсессивно-компульсивной) личности создавать "логические" абсурды. Но та же узкая заинтересованность в технических деталях и индикаторах приводит обсессивного человека к сомнениям. То, что обычному человеку покажется малозначительной по сравнению с целым деталью, может заставить обсессивно-компульсивного человека переменить взгляд на целое.

Иными словами, узкая заинтересованность обсессивно-компульсивного человека в технических деталях и индикаторах не дает ему возможности увидеть истинные пропорции вещей и ощутить настоящую фактуру мира и потому позволяет ему с легкостью удовлетвориться и с готовностью усомниться. Но, имея в виду, что и догма, и сомнения основаны на обсессивно-компульсивной потере убежденности, следует добавить, что в наиболее выраженных формах

догма и сомнение также создают дополнительные гарантии против появления убежденности. То есть эта точка зрения предполагает дополнительное динамическое родство. И догма, и сомнения могут стать защитой от спонтанной убежденности.

Я хотел бы упомянуть о еще одном симптоматическом выражении этого способа мышления и потери чувства истины - об огромном интересе компульсивного человека к ритуалам. Ритуальное поведение прекрасно соотносится с описанием обсессивно-компульсивной активности как механистической, требующей усилий, как бы подчиненной служению внешнему указанию. Ритуальный интерес зависит от узко сфокусированного, индикаторного стиля познания и неразвитого чувства ощутимой реальности. Ритуальное действие как таковое кажется крайне абсурдным человеку с развитым чувством реальности и заинтересованностью в истине, вне зависимости от символической глубины его содержания. Обсессивно-компульсивный человек заметил бы, какие динамические силы мотивируют его поведение, если бы у него было развито чувство реальности. Но, в большей или меньшей степени, он везде видит индикаторы или технические знаки; его жизнь проходит, главным образом, в страхе перед этими знаками и индикаторами. Следовательно, разрыв между симптоматическим ритуальным поведением и явно неритуальным обсессивно-компульсивным поведением не так велик, как казалось вначале. Не поняв общей формы мышления и восприятия, нельзя понять ритуальный интерес обсессивно-компульсивного человека, у которого динамические последствия выражаются по-другому.

Параноидный стиль гораздо более патологичен по сравнению с любым другим стилем, рассматриваемым в этой книге. Это единственный стиль, включающий в себя психотическую потерю реальности. Нормальная деятельность чрезвычайно искажается и в других аспектах. Однако было бы ошибочным считать, что все параноидные состояния являются психотическими или близки к ним. Как правило, параноидные модели деятельности, мышления, типы аффективного восприятия и даже специфические ментальные операции (например, проекция) проявляются в разной степени, и на них влияют многие тенденции и факторы. Отбросив степень заболевания, параноидных людей можно приблизительно разделить на две категории: личности скрытные, зажатые, боязливо-подозрительные и личности ригидно-надменные, агрессивно-подозрительные, с манией величия. Конечно, это две разновидности одного и того же стиля, и четкого разграничения между ними провести нельзя. И в той, и в другой категории можно найти людей с разной степенью заболевания: от откровенных галлюцинаций до весьма умеренных искажений характера.

В мою задачу не входит обсуждение всех видов особых параноидных проявлений, поэтому даже самые общие аспекты стиля, например манию величия, я буду описывать весьма кратко. Я также не стану обсуждать разные психиатрические особенности, более или менее присущие содержанию параноидно-шизофренических галлюцинаций. В этой главе мы рассмотрим параноидное состояние, часто называемое "параноидным характером". В сущности, это не душевнобольные люди, хотя некоторые их черты граничат с психозом и параноидная подозрительность распространяется на разные области жизни. Я, главным образом, имел дело с такими людьми, а не с параноидными шизофрениками, и в любом случае некоторые аспекты стиля распознать существенно легче при отсутствии шизофренических осложнений. Однако я считаю, что общие заключения относительно этого стиля применимы как к людям, находящимся в состоянии психоза, так и к тем из них, кто не пересек этой границы.