Алисса Муссо-Нова - Я тебя сделаю!

— Чья конфета? — она недоверчиво повертела ее в пальцах, с изумлением глядя на лысину Фея, которая покрылась уже двухсантиметровой рыжеватой прической.

— Ничья. Это сорт такой. Есть, допустим, Золотой Петушок, он же Павлин-Мавлин, а это — Конфета-Поэта, понятно?

— Непонятно, — она сунула конфету в рот, разглядывая фантик, — а по вкусу — это «Взлетная», — определила она.

— Ага, сейчас взлетишь, — Фей Хуан смотрел на нее выжидательно. — Ну что ты молчишь, давай!

— Что давай? — удивилась она.

— Стихи давай! Я ж тебе Конфету-Поэту вручил, и тему дал: весна, пичужки, фигня всякая!

Она от неожиданности чуть не поперхнулась конфетой, но вдруг открыла рот и, ощущая себя против всяких законов реальности, неожиданно произнесла, немного запинаясь:

— сама удивилась словам, которые явно совершенно самостоятельно, а не по велению ее воли вылетали изо рта, и воскликнула громко:

И вдруг успокоилась. Улыбнулась. Посмотрела на Фея, который кивал ей одобрительно, и продолжила уже совершенно свободно:

Фей, неотрывно наблюдающий за ней, довольно перевел дух, улыбнулся и вдруг брякнул ехидно:

— И жесткий грязный лежак на гальке.

Она, совершенно ошарашенная происходящим, попыталась слабо возмутиться, но вместо этого снова задумалась на секунду, и, словно разглядывая морской пейзаж, гальку, отблески солнца на воде, изрекла, на этот раз еще более уверенно:

Фей довольно потер ручки:

— Отличная работа! Мастак я все-таки! Ведь умею, когда захочу!

Сунул руку в карман и вытащил еще одну конфету:

— Держи! Заслужила!

Она разглядывала с интересом зеленый с золотом фантик:

— А это для чего конфета? Как называется?

— А для чего хочешь. Как назовешь — тем она и станет. Хочешь — «Конфетой-Золотой Монетой», а хочешь — «Завлекалочкой Безотказной». Или «Свадебным Тортом».

— А разве я могу? Я разве сумею как надо?

— Да все ты можешь! Ты действуй, а не сомневайся. Сомневаться — от слова «мять». То есть все, что задумала — смяла и выкинула. Сама смяла — своими собственными ручками. А винишь Судьбу да Фортуну. А они и ни при чем совсем. Поэтому — без сомнения — назвала конфету и слопала ее со смаком. Действуй!

Она прижала конфету к щеке и начала вспоминать заветные желания.

Фей рассмеялся:

— Когда открываются Большие Возможности — оказывается, что желания твои — не только любовь и замуж, да?

Она задумалась на секунду и согласно кивнула, улыбаясь.

— Ну ладно, я пошел, мне в парикмахерскую пора! — Фей Хуан сдернул шапочку, потрепал изрядную уже гриву, которая медными крупными кольцами наползала ему на глаза и уши, махнул ей ручкой и поскакал через лужи на Садовую.

Клюква закопалась в черновиках с головой и оттуда громко сказала нараспев:

— Один в поле не воет!

Потом подумала, пошуршала бумагой и продолжила:

— И два не воют!

Еще подумала как следует, поглядела на потолок и закончила:

— А трое — идут пить шампанское! Чего бы им выть-то?

С кучи черновиков слетела Ворона и продемонстрировала хрустальный фужер.

— Ты о чем? — спросила Клюква.

Ворона высунула язык и скорчила рожу. Клюква сделала вывод — хочет!

— Хочу! — каркнула Ворона и намекнула на шампанское.

— Пиши заявление, — мрачно протянула бумагу Клюква.

Ворона заглотила лист, брякнулась оземь и превратилась в серый красивый ящик факсового аппарата.

— Ешкин кот, опять я за старшего! — проворчала Клюква и ударила по клавишам факса, пытаясь сыграть «Мурку». Факс загудел, подмигнул игриво зеленым глазом, чавкнул плотоядно и выпустил рулон белоснежной бумаги, на котором ярко выделялась шапка-заглавие:

ИНТЕРЕСНЕЙШЕЕ РУКОВОДСТВО

ДЛЯ ВОЛШЕБНОЙ КАНЦЕЛЯРИИ

Факс пискнул, требуя бумаги. Клюква на ощупь схватила стопку листков из черновиков и сунула в брюхо факса. Теперь она аккуратно потыкала в кнопки, набирая «Умирающего лебедя» Сен-Санса. Факс пожевал-поурчал-почмокал и выдал еще один аккуратный рулончик, который, заворачиваясь в трубочку, явил пеструю картинку: европейские дензнаки были впечатаны в середину рулона.

Клюква с интересом осмотрела полученные произведения, и нажала зеленую кнопку. Факс встрепенулся, каркнул и стал Вороной.

— Ты кто? — спросила Клюква.

— Я Аист! — сказала Ворона.

— Похоже, — сказала Клюква, — а что ж ты так чавкаешь?

— Жрать хочу, — сказал Аист-Ворона.

— И эту кучу сожрешь?

— Не вопрос, — Вороне надоело намекать, она тюкнула клювом пробку, которая незамедлительно выстрелила в потолок, и шампанское полилось в подставленный фужер.

— Это зачем? — поинтересовалась Клюква.

— Запивать, — сказала Ворона. Начала что-то сосредоточенно считать в уме, забормотала: — Десять градусов… значит глотков двадцать семь делаем… иначе некондиция получится…

Отпила глоточек, затем с деловым видом подошла к куче черновиков, разинула рот на 270 градусов и, помогая себе лапами, как снегоуборочная машина, загребла все черновики в вывернутый почти наизнанку клюв. Звучно глотнула и клюв с грохотом захлопнула. Сделала интересное движение горлом, лихо тяпнула шампанского до дна и деловито спросила:

— Куда снестись?

Клюква подставила новенький чемоданчик-дипломат.

Ворона лихо запрыгнула в него, завиляла нижними чакрами, и через мгновение двадцать семь новеньких творений в три ряда красовались в чемодане, сверкая лаковыми боками и пестрыми наклейками.

— Ух ты! — Клюква восхищенно разглядывала изделия. Эту «Канцелярию» она задумала сто лет назад, и

книга была уже написана на куче черновиков, но никак собраться не могла, а теперь вот — бац! — и готово!

А Ворона тем временем вытолкнула из-под крыла большую медаль и уже прилаживала ее на грудь Клюкве.

— Что это? — Клюкве сразу понравился блестящий кружок с какими-то невиданными доселе буквами.

— Да премия, — усталым голосом существа, денно и нощно раздающего премии произнесла Ворона, — букеровская.

— Кому? — уже догадываясь и розовея от удовольствия, спросила Клюква.

— Дык тебе! — и Ворона ехидно добавила: — Можешь даже заявления не писать!

Жила-была девочка. Жила она, прямо скажем, скучно.

То есть совсем невесело.