Эдвин Шнейдман - Душа самоубийцы

Из всех книг, что мне довелось редактировать, самой любимой стала та, которая оказалась самой трудной для издания. Возникшую проблему, необычайно сложную по сути, можно, вместе с тем, легко определить. Ею был Генри Мюррей.

Начиная с 1969 года, мне очень хотелось подготовить исчерпывающий однотомник работ Генри Мюррея, и я обсуждал с ним эту идею зимой того же года в Гарварде. В последующем я неоднократно возвращался к этому вопросу.

К самой идее предложенного однотомника Гарри отнесся двойственно и нерешительно, к тому же резко возражал против переиздания своих ранних работ, если они не будут пересмотрены, что по практическим соображениям выглядело нереальным. Мне же очень хотелось представить новому поколению читателей его давно не издававшиеся и.потому недоступные большинству работы. К моему совершенному неудовольствию я очутился. в положении взрослого сына, наделенного твердым характером, который пристает к престарелому, почтенному отцу: «Я настаиваю, чтобы ты принял от меня подарок, ибо уверен, что так будет лучше для всех: для тебя и, прежде всего, для тех, кто разделит его». Хотя я упорно настаивал на осуществлении своего проекта, следует отметить, что мое отношение было также двойственным, однако по причинам, совершенно отличным от доводов Гарри. В течение 11 лет его письма свидетельствовали об избегании и уходе от решения этого вопроса. И я нередко спрашивал себя: стоит ли создавать ненужные трудности?

По прошествии ряда лет, в 1979 году, будучи в Гарварде, я вновь напрямую обратился за разрешением продолжать работу над проектом. Его ответ звучал: «Даю зеленый свет». К осуществлению задуманного были привлечены и другие ученики Мюррея. Гарри, естественно, являлся неформальным главой рабочей группы. Ни одна статья не была включена или отвергнута без его непосредственного ведома и согласия. Рабочее название сборника — «Хрестоматия Мюррея» — придумал он сам. Еще одним участником группы стала Нина Мюррей. Не будет преувеличением отметить, что ее усилия оказались бесценными. Она являлась sine qua non 20книги — без ее неизменной поддержки, неохотных и скупых одобрений, которые она вытягивала из Гарри, книга так и не увидела бы свет.

Однажды Нина прошептала мне на ухо: «Оставьте его мне». Тем не менее, Гарри не расставался с мыслью заново переработать ранее изданные очерки — что, рассуждая реалистически, ему не удалось бы осуществить. Поэтому я планировал просто переиздать уже опубликованные жемчужины.

Позднее Нина Мюррей говорила мне, что Гарри поставил изданные «Труды» на столе в своем кабинете, и когда смотрел на этот том, в его глазах блестели слезы. И Ролло Мэй вспоминал, что в последние несколько месяцев жизни Гарри как-то указал ему на книгу и произнес: «Как здорово, что Эд ее издал». Эти его слова были для меня одной из самых больших наград, когда-либо полученных в жизни.

«Труды по психологии: Избранные работы Генри Мюррея по персонологии» (Murray, 1981) в итоге состояли из 27 статей и глав книг, написанных Гарри в разное время. Они охватывали его жизнь (автобиографические работы), теорию персонологии (основная часть книги), психологию, психоанализ, Мелвилла, дьявола, науку и религию, а также размышления о достижении мира во всем мире. Мне кажется, что она представляет собой одну из самых лучших книг после «Исследований личности», с которой следует ознакомиться молодым психологам, чтобы составить целостное представление о своей науке и понять истиную природу и цель овладения клинической психологией. Именно по этой причине, несмотря на все трудности, я доволен, что довел дело до конца.

После всего изложенного, очевидно, нетрудно представить себе, почему меня охватывает радость, когда я сам пишу книги. Ведь они как дети: каждая для автора является любимой. Но, если продолжать сравнение моих книг с детьми, то выходит, что их отличала, по крайней мере, одна особенность: все они были отмечены стремительными родами, при довольно длительном вынашивании. В монографии «Смерти человека» (Shneidman, 1973) я, например, писал о «двадцатилетней одержимости» ею, а в «Голосах смерти» (Shneidman, 1980) отмечал, что «работал над книгой последние 30 лет». Мне кажется, что с предельной достоверностью начало работы над монографией «Определение самоубийства» (Shneidman, 1985) можно отнести еще к далекому 1956 году.

Мысли, изложенные в ней, появлялись приблизительно б следующей последовательности:

1.Догадка о том, что могут существовать признаки, предупреждающие сигналы, предвестники самоубийства («Предвестники суицида» — «Clues to suicide», 1956).

2.Мысль о существовании мифов и фактов, касающихся самоубийства («Как предотвратить суицид» — «How to Prevent Suicide», 1967).

3.Положение о наличии нескольких постоянных, измеримых параметров, в частности, страдания и летальности, имеющих непосредственное отношение к самоубийству («Страдание и летальность как предшественники суицида у одаренных личностей» — «Perturbation and lethality as precursors of suicide in a gifted group», 1971),

4.Идея о возможности сформулировать некоторые афористические истины в отношении самоубийства («Афоризмы по поводу суицида и некоторые рекомендации для психотерапии» — «Aphorisms about Suicide and Some Implications for Psychotherapy», 1984).

5.Гипотеза о существовании ограниченного числа общих психологических черт, характеризующих все случаи самоубийства («Определение самоубийства» — «Definition of Suicide», 1985).

6.Идея о возможности создания теоретической модели, благодаря которой суицидология может быть связана с рядом областей академической психологии — психологией восприятия, памяти, переживания, поведения и т.д. («Психологический подход в отношении суицида» — «A Psychological Approach to Suicide», 1987).

Я принялся работать над «Определением самоубийства», поставив целью если и не написать что-либо совершенно оригинальное, то по крайней мере создать нечто отличное от предыдущих работ. Поэтому свою изначальную задачу я видел в расчистке подходов. Я решил по возможности меньше опираться на таких гигантов суицидологии как Фрейд и Дюркгейм; избегать наводящих скуку демографических выкладок и поменьше говорить на тему пола, возраста и национальности; не обращать внимания на сбивающие с толку психиатрические определения типа шизофрении, депрессии или пограничных состояний; принять за аксиому, что все 100% лиц, совершивших самоубийство, испытывали те или иные душевные страдания; и наконец, я стремился подойти к проблеме самоубийства не с теоретических позиций, заведомо не имевших к нему никакого отношения.

В «Определении самоубийства» мной были сформулированы десять общих характеристик самоубийства: