Павел Таранов - Секреты поведения людей

[…]

Подводя итоги сказанному, мы можем определить классического русского интеллигента как воинствующего монаха нигилистической религии земного благополучия.

Если в таком сочетании признаков содержатся противоречия, то это — живые противоречия интеллигентской души. Прежде всего интеллигент и по настроению, и по складу жизни — монах. Он сторонится реальности, бежит от мира, живет вне подлинной исторической бытовой жизни, в мире призраков, мечтаний и благочестивой веры.

Интеллигенция есть как бы самостоятельное государство, особый мирок со своими строжайшими и крепчайшими традициями, со своим этикетом, со своими правами, обычаями, почти со своей собственной культурой".

Ну разве С. Л. Франк не понимает, что «богатство» имманентно бывает только за счет кого-то? Это «бедность» есть не что иное как присущее всем состояние роста, как движение общества от варварства и дикости к последовательной цивилизации. Всеобщая медленно убывающая бедность — это естественное состояние людского развития.

На таком фоне богатство — инородно. Оно невозможно, как не может обращаться в золото снег или ветер.

Изменение потенциала бедности за счет многосложных манипуляций с бедняками, наверное, можно считать богатством, но оно неприятно ни здравому уму, ни позиции порядочности.

Вот почему интеллигенция, всегда отличавшая человеческое общество от стада и от стаи, стойко выступала против полюсов богатства. Если на дереве два яблока, то при каком условии Адам станет богаче Евы? И если считать, что Иван предприимчивее Петра, то зачем тогда они живут вместе?! Существование сообщества необходимо влечет иметь свои законы распределения всегда скудных благ и доступа к ним разных людей. Думать иначе значит рвать в клочья единение людей, выжигать самою возможность сочувствия и взаимоподдержки.

Преграда воде поднимает ее уровень, делает буйной.

Так и чужие взгляды, лишаясь дороги, очень легко поддаются вынуждающим превращением — с ловким, до незаметности пересечения границ, — извращения.

Вроде бы и мыслитель, не обиженный Богом, и наверняка знает, что не все дозволено, но в своем стремлении одолеть противную сторону Франк, не дрогнув, "идет на прием" и разыгрывает "метафизическую интригу" по всем правилам злокозненности.

В итоге приглушается, если не сказать глушится, главное: что не ненависть к богатству (пусть и оно будет!) и вовсе не любовь к бедности (век бы ее не было!) есть цель или цели русской, как и любой другой, интеллигенции. Ведь эти люди, носители и хранители интеллекта, исповедуют спинозовское: "Не плакать, не смеяться, а понимать". Они за выравнивание общественной нравственности в сторону справедливости, уход от морали леса ("каждый заяц для какого-нибудь волка") к морали Homo sapiens ("если уж родился, значит проживи достойно себя и всех нас вместе — живших, живущих, да и последующих тоже").

Но, именно прервав логику той стороны и поставив на пути ее хода мысли препятствие из сочиненного им самим обстоятельства, якобы присущего русской интеллигенции, Франк заставил доселе стройное и спокойное течение взглядов вдруг некрасиво извиться и заметаться искаженно, потеряв свое русло и опору цели.

То, что сделал С. Л. Франк, для темы нашего фрагмента о «тупике» очень полезно и поучительно, но за него самого, как ни ряди, стыдно…

Современному французскому философу Жану Полю Сартру (1905–1980) принадлежит откровенное и очень уж ядовитое замечание: "Ад — это другие". Если исходить из этой формулы, то всякому человеку больше пристало быть одному. Не в смысле одиночества, а в чисто оздоровительном плане: просто как можно меньше нагружать себя общением и контактным соотнесением.

Наверное, можно было бы согласиться со склонным к рефлексии французом и охотно признать его правоту, тем более, что она очевидна, если бы не одно «но»… Когда кто-то говорит, к примеру, что снег идет, то он столько же прав, сколько и не прав: действительно, когда снег идет, то он, конечно же, идет, но снег на деле-то не идет, а — давайте будем точны! — падает. Идти снег при всем его желании не может — у него нет ног.

Так и в случае с нами. Другие для нас ад скорее в метафорическом, так сказать, поэтико-философском аспекте: то есть не потому, что они невыносимы или непереносимы, а потому, что мы приговорены жить в постоянно очеловеченном пространстве, всегда быть в окружении людей. Но само это окружение есть не столько нагрузка на нас, сколько облегчение нам, защита нас от нас самих же, от нашей недостаточности для самих себя же: нашей жизни помогает дружба, нас выручает полезное знакомство, нас возвышает авторитетное с кем-нибудь единение.

Композитор Пуччини, прогуливаясь по улицам Милана, остановился возле шарманщика, игравшего мелодию из его оперы "Богема".

— Это нужно играть намного быстрее, — сказал Пуччини.

На другой день шарманщик стоял на том же месте и уже чуть быстрее исполнял ту же мелодию. Но рядом с ним красовалась надпись: "Ученик Пуччини".

" Чем меньше люди знают, тем обширнее кажутся им их знания".

Рис. Жан-Жак Руссо

Мы можем быть терпеливы и мужественны, полны надежд и исходить из разных там иллюзий. Но дела, которые нами затеваются, тем не менее далеки от наших ожиданий на их счет. У них свой закон, и они ему исправно служат.

Поэтому куда вернее, если любое начинание не преувеличивается в своих возможных результатах, а, напротив, сознательно, твердо и с должной выдержкой приуменьшается.

Надежда — это проект, а не факт. Она живет не в природе, а в нашей душе. Потому "возлагать надежды" — значит, во первых, не до конца понимать свои намерения и, во-вторых, явно ошибаться в средствах их достижения.

Этот закон весьма серьезен, он должен стать базой нашего оптимизма в повседневных трудах и затеях.

Сколько разочарований, отчаяний и прочих интеллектуальных драм можно было бы избежать, знай люди полноту и закономерность процессов, в которых человеческий компонент воспринимается как главный (да и как иначе: ведь все начинается с нашего: "Я так хочу!"), но, в действительности, у него нулевая роль, а сам, как принято говорить, "ни с какой стороны".

Не добившись желаемого, вы считаете, что вот-де "не получилось", что вы «проиграли». Начинается бурное самобичевание и поиск "того самого" основного ошибочного шага. Вы полны скорби и негодования, злости и разочарования, опустошенности и крайностей. Вы вините сторонников и единомышленников.