Владимир Леви - Исповедь гипнотезера

— Да что вы, успокойтесь. И не думаю…

— Вот так и иди, привязанный. Ведь я объясню. Я подумаю, вы поймете. Долой психистику! В лично вашем пространстве времени занял очередь. Триста отдельной, масла сто пятьдесят. Прошлое результат будущего, вы наврете. Сыра двести, пакет молока.

У дверей магазина сделал три вялых гимнастических приседания, повернулся ко мне спиной и заковылял на другую сторону. Я вошел, купил именно то, что им было названо, а вернувшись домой, записал, насколько сумел, нашу беседу.

…Трезвый голос говорит: совпадения. Просто совпадения, каких уймы, самых фантастических совпадений… Согласен. Но совпадений ничего не значащих не бывает. Каждое совпадение о чем-то дает знать. Не могу сейчас выразить это более четко.

Когда мы смотрим кинопленку, прокручиваемую назад, или слушаем перевернутую магнитозапись, происходящее сперва поражает нас нелепостью и непредсказуемостью, каким-то судорожным трагикомизмом. Вскоре, однако, начинаешь привыкать, вживаешься, соображаешь. В этом мире пища выходит изо рта и отправляется на тарелку, оттуда на сковородку; потом превращается в зерна, клубни, колосья, в живых баранов, коров… Мертвые воскресают и делают все, чтобы помолодеть, поглупеть, превратиться в младенцев, уйти в чрево. Деторождение необходимо для любви, любовь — для мучений и одиночества, эти последние — для безмятежности. Деньги нужны, чтобы работать, учимся, чтобы ничего не знать, все правильно? Боги превращаются в людей, люди звереют, уходят в леса, залезают на деревья, теряют речь, обретают хвосты, жабры, исчезают в океане, во мраке первомолекул… Проявленная фотопленка растворяет изображение, свет становится тьмой — но там он все равно свет, только в обратную сторону…

Из мира торобоан — где время течет из будущего в прошедшее, фантасты уже, кажется, выжали все возможное. Что до меня, то я после того визита начал подозревать, что живу с ним в одной комнате. Естественно, когда я прихожу, он уходит, и наоборот, мы не успеваем взглянуть друг на друга. Но иногда, когда не тороплюсь, мне попадаются его свежие следы — предчувствия, необъяснимая уверенность, проблески ясновидения — все эти шалости, щекочущие рассудок.

А плотнее всего — во сне, там, в зародышевой темноте…

Мне и нашептали там какие-то прозрачные мальчики, что родился я, потому что умер. Ну что ты упираешься, дяденька, это поезд в обратное время, ты что, боишься пересадки? Ты едешь сам, мы тебя не тащим, мы только проводники. Пошли, пошли, дяденька, антивремя не ждет…

Там за изгибом дней истины естество, с той стороны видней, с той стороны всего.

Здешние жуть и мрак Там красота и свет. Лишь догадайся, как вывернуть да и нет.

Там бытия скрижаль, звук твоего следа может быть очень жаль если бы навсегда

А?… Пошли к черту, родные, сказал я, проснувшись. Вас нету и быть не может. Никакого торобоана. А эти прорицатели, пролезающие во все времена… Ну их к специалистам. Помрем — увидим…

Не раз замечал: при усталости речь начинает самоопережаться: «пяй чить» вместо «чай пить». А среди детей особо чувствительные, эти бессознательные телепаты и ясновидцы, которых легче всех обмануть словами, но невозможно чувствами, — отличаются упорной склонностью читать и писать наоборот — торобоан… Одно время, мама рассказывала, и я был такой торобоанец, потом прошло…

Больше Юра ко мне никогда не заходил, при встречах не проявлял узнавания.

Прошло несколько лет. Я живу теперь в другом месте. А Юры нет. Бывшая соседка рассказала, что примерно за три недели до скоропостижной кончины (от чего — неизвестно) с ним произошло чудо: он вылечился. Разговаривал со всеми легко, приветливо, безо всякой зауми. Вполне трезво оценивал свое положение, обнаружил неплохую осведомленность в делах житейских, спрашивал, нет ли где спокойной работы, на которую его могли бы принять; трогательно предлагал старушкам помощь по дому.

Такое прощальное просветление в психиатрии, впрочем, не диковина…

«Почему те, которые запинаются, обладают меланхолическим темпераментом?» — вопрошал Аристотель. Он считал, что у меланхоликов язык не поспевает за воображением. Позднейшие толкователи находили, что дело тут в избытке слюны, ибо меланхолики часто плюют. Правда, часто плевать тоже можно по разным причинам, так что вопрос остается открытым и поныне. Однако в последнее время проблема приобрела интересные повороты.

Карл Густав Юнг, знаменитый ученик Фрейда, рано рассорившийся с учителем, в своей небольшой книжке «Психологические типы» впервые заговорил об экстравертах и интравертах (экстраверт — обращенный вовне, или, буквальнее, вывернутый наизнанку; интраверт — обращенный внутрь).

Основная идея звучала примерно так. Есть два способа приспособления к этому миру. Один — экспансия: распространяйся, плодись и размножайся, множь контакты, активно передвигайся, хватай все подряд, расточайся. Другой — наоборот: ограничивай контакты, уходи в себя, замыкайся, сжимайся, отгораживайся, сиди в своей раковине, имей все необходимое при себе, сохраняйся и развивайся внутрь.

Это и есть экстраверсия и интраверсия: измерение, ставшее одной из самых популярных современных психологических шкал. Со всеми, разумеется, переходами между крайностями.

На эти два колышка Юнг нанизал традиционное разделение людей на мыслительных, эмоциональных, чувственных (сензорных) и добавил еще интуитивных. Получилось восемь типов, четыре экстравертирован-ных и четыре интравертированных. Жизненных примеров почти никаких; но, скажем, Дарвин оказался у Юнга мыслительным экстравертом, Кант и Ницше соответственно интравертами; эмоциональная женщина — интраверт, про которую говорят: «тихие воды глубоки»…

От Юнга сегодня ушли не очень далеко. Шкалу эту используют в своих интерпретациях и физиологи и социологи. Говорят даже об экстравертивных (экстравертирующих) и интравертивных цивилизациях. Например, современные Соединенные Штаты считают образцом крайне экстравертивной цивилизации, а восточные культуры — интравертивны. Из восьми юнговских полуумозрительных типов развилась целая наука, так называемая соционика, число типов, а главное, их сочетаний, умножившая и берущаяся на этой основе определить, кто с кем совместим, а кто нет.

Пойдем на риск вольно-популярного переложения некоторых элементов шкалы и предоставим читателю возможность самодиагностики.

Вы экстраверт, если:

1) в один день можете посмотреть два фильма, сходить на концерт, по дороге проглотить детектив, побывать на вечеринке, назначить четыре свидания, прийти на два;

2) у вас масса знакомых, и число их все растет;