Джеймс Хиллман - Миф анализа

Начнем опять-таки с взаимосвязи психопатологии и мифологии, их зависимости друг от друга. Чтобы сместить наше сознание относительно женского начала, необходимо сместить наш взгляд на истерию и дионисийство, составив его новое описание. Нильсон пишет: «Говорят, что в каждом поколении историю необходимо переписывать, чтобы сделать ее понятной людям данного поколения. Подобное справедливо для истории религий. Поэтому каждый синтез, где все точки зрения зависят от духовных горизонтов писателей и читателей, тщательно изучается и разрабатывается». Гатри подтверждает это мнение, когда, в частности, пишет о Дионисе: «…личный взгляд писателя или дух его эпохи влияют на его трактовку культа, если дело касается только выбора исходного пункта, который неизбежно должен выделить одни особенности и отвести подчиненное место другим»". Даже консервативный Нильсон понял бы необходимость переписать описание Диониса и разработать его в соответствии с духовными горизонтами современности. Научные данные больше не способны исчерпывающе очертить этот горизонт; психическое и фантазия о Дионисе также привносят новую перспективу. С появлением догмата Успения и идеи конъюнкции он воспринимается по-другому. Зачатие и разработка отражают психическое, в котором функционируют события, сформулированные с помощью этих понятий. Кереньи, Доддс, Линфорт и особенно В.Ф. Отто начали с переделки этого описания. Дионисийское сознание изымается из сферы психиатрического искажения, которое начинается с Родэ и продолжается, например, в основной работе на французском языке, посвященной этому вопросу, — в работе Жанмэра. Он во многом полагается на подход к истерии школы Шарко (как Родэ полагался на медицинское описание Дж. Ф.К. Геккером массовых эпидемий), поэтому дионисийский культ просто становится еще одним примером исступленной одержимости, его культ теряется в сравнениях с несвязными речами первобытного человека каменного века, абиссинцем, пребывающим в трансе (zar), рейнландским крестьянином с пляской Святого Витта, хасидом, средневековой монахиней, заточенной в монастырь с ее эротическим бредом, уроженцем Сицилии, слушающим тарантеллу, или клиническим случаем в парижской больнице. Специфическое свойство дионисийского действа теряется у Жанмэра при размывании категорий. Геккер, отец современного историзма как подхода к болезни, изобрел дисциплину «историческая патология». Первый том основного новаторского труда Геккера, «Geschichte der Heilkunde», вышел в свет в 1822 г., когда ему было 27 лет. Вместе с теми, кто занимался исследованиями в этом русле сравнительных социологических или антропологических описаний, он изучил исходные архетипические данные вплоть до явлений безумного танца (вхождение в транс), поскольку они составляют исключительно аффективные состояния, нуминозные по своей сути как для наблюдателя, так и для участника и существовавшие повсеместно во все века и культуры. Но что они не увидели, так это то, что архетипическое есть нечто большее, чем «категория» для группирования сходных феноменов. Они не замечают чувство и веру в spiritus rector, трансперсональную доминанту, реальность бога. И этот бог воспринимается как причинный и реальный; категории не являются ни причинами, ни реалиями. Он подходил к рассмотрению религиозного и психиатрического с помощью методов сравнительной социологии XIX в. Поэтому он увидел истерию в культе Диониса. Социопсихиатрическое искажение лучше всего объясняет бога и его поклонников с помощью истерии; по нашему мнению, истерию можно объяснить с помощью культа бога как архетипа, который был настолько вытеснен и диссоциирован, что его путь к сознанию демонстрирует определенные искажения. В истерии мы наблюдаем классический пример «возвращения вытесненного» (Фрейд). Если бог вернулся таким путем, тогда истерия указыва ет на латентное сознание, которое настойчиво стремится проникнуть в сферу сознания. Женщины, докучавшие Месмеру, падавшие в обмороку Шарко, пугавшие Брейера раздражавшие Фрейда, эти отчаянно изгоняемые заста вили признать существование другой структуры сознание (которую назвали бессознательным). Они были истин ными создателями глубинной психотерапии. Поскольку возвращение вытесненного бога вызвало некий вид со знания, теперь в прежде непроницаемой тени безумия появился свет. В этой связи необходимо переписать дио нисийское безумие. Линфорт устанавливает несколько различий, которые не были установлены Родэ. Не все дио нисийское безумно, и не все то, что называется безум ным, является психически ненормальным. Ясно, что безу мие ритуалистического энтузиазма необходимо отделить от болезни и невменяемости. Это безумие, по словам Платона, благотворно и даже достойно восхищения. Линфорт, вслед за Платоном, говорит о «милостивой фигуре Безумия, которая, как и в прежние времена, дарует человеку свои блага». «У Диониса до сих пор существуют свои поклонники или жертвы, — говорит Доде, — хотя мы называем их иными именами». Жертв называют «истериками»; однако они в меньшей мере являются жертвами Диониса, чем мирской психиатрии, которая также несет ответственность за «неправильный» или «черный» менадизм. Белая разновидность поклонников относится к «истерии, преодолеваемой на службе религии». Но мы не сможем таким образом преодолеть истерию, если вначале не распознаем бога в синдроме и не рассмотрим истерию как проявление его воображения. У нас больше нет правильного мена-дизма, правильного, разумно направляемого или ритуального безумия, так как у нас нет бога. Наше женоненавистническое, аполлоновское сознание заменило его диагнозом. Поэтому без инициации в дионисийское сознание у нас остается только тот Дионис, который пробивается к нам сквозь тень, через Вотана и христианского Дьявола. Без осознания архетипа в поведении, который придает смысл безумию, не остается ничего, кроме мирско го nomina психиатрии и сравнительной социологии. При рассмотрении дионисийства Доддс говорит: «…наш первый шаг должен состоять в том, чтобы выбросить во это из головы: забыть картины Тициана и Рубенса, забыт! Китса… вспомнить, что orgia есть не оргии, а акты покло нения и что bacheuein означает не буйствование, а обретение особого вида религиозного опыта». Мы можем продол жить «выбрасывать из головы», обратившись к самом) Доддсу, который при всем его поразительном кругозоре и интересе к исключительному иногда «выделяет некото рые черты», преувеличенную иррациональность этого ре лигиозного опыта, пато- и парапсихологическую одержи мость «и отводит другим второстепенные места»: покой, душа и смерть, вино, супружество, театр, музыка и танцы, растительность и животный инстинкт сего консерва тивными законами саморегуляции, и поток жизни, вторга ющийся в общественные события. Не следует нам за бывать и о том, что Дионис — сын Зевса, обновление верховного бога через своего самого физического и в тс же время психологического сына, в центре культа кото рого издревле помещается дитя, мистерия вскармливание и психологического перерождения с помощью глубин подземного мира. Если, как говорит Гатри, при встрече с ДИОНИСИЙСКИМ необходимо выбрать какую-то отправную точку, тогда почему бы не взять отправную точку самого бога, его дет ство? «Детство Диониса занимает видное место в мифах и в этом отношении с ним не сравнится ни один издругие богов, даже Зевс»*". Далее Нильссон показывает, что в дио нисийских мистериях позднего периода в Италии «дитя занимает основное место в изображениях вакхическогс культа, мистерий и мифов в эту эпоху». «Инициацию» проходили малыши, даже младенцы. Обращаясь к рассмотрению наиболее древнего культа Диониса, существовавшего на Крите, Кереньи находит его там в виде божественной силы живой природы (zoe*) Жизнь (греч.) и укрощения этой природы. В нашем обсуждении Эроса, как отмечено выше, непреодолимое влечение и торможение нераздельны. Животная жизнь, напоминает нам Доддс, есть не безграничная потенция, а саморегуляция. Она имеет свои границы как в территориальном, так и в поведенческом отношении. В дионисийстве границы соединяют то, что мы обычно считаем разделенным. Философ одновременно является возлюбленным; Сократ — предающийся возлияниям Силен; склонный к разгулам Дионис имеет только одну жену — Ариадну. Дионис знакомит нас с пограничными явлениями, поэтому мы не можем сказать, безумен он или разумен, необуздан или рассудителен, сексуален или психичен, мужествен или женствен, сознателен или бессознателен. Кереньи отмечает, что «граница» появляется везде, где бы ни появился Дионис. Он властвует в пограничных областях нашей психической географии** (В другом, более важном отношении Кереньи (Die Herkuft der Dionysosreligion //Arbeitsgemeinschaft ft>r Forschung des Landes Nordrhein-Westfalen. LVIII. Cologne, 1956) старается спасти культ от варварской интерпретации, настойчиво утверждая, что он возник на Крите и пришел в Грецию с культурного юга; однако, согласно общепринятой точке зрения, Дионис пришел с варварского севера Фракии или с оргиастического, преизбыточного востока Малой Азии. Географическое место возникновения зависит в основном от того, как мы «размещаем» эту структуру сознания, поскольку исторические свидетельства сталкиваются с взаимными опровержениями и растворяются в предположениях). Здесь и происходит дионисийский танец, причем не в той или иной форме, а как амбивалентность, которая свидетельствует о том, что возможность для проявления дионисийского сознания есть везде, где возникает амбивалентность. Zoe — другой способ рассуждения об этой амбивалент ности. Ее можно назвать duree, которая была фантазией Гаррисона о Дионисе в контексте бергсоновского потока жизни* (Harrison J.E. Introduction //Themis. Cambridge. Eng., 1927. P. xiii «Я понял, почему Диониса, бога мистерий, выражающего и отражающего duree (длительность), единственного из греческих богов постоянно сопровождает thiasos (толпа, процессия); вопрос этог имеет решающее значение для понимания его природы. Бог ми стерий возникает из тех инстинктов, эмоций и желаний, которые сопровождают и выражают жизнь; но эти инстинкты, эмоции и желания, поскольку они религиозны, находятся в начале скорее группового, чем индивидуального сознания". Тогда эта фантазия: помещает Диониса вместе с Матерью и создает полярность между "жизнью" (Дионисом) и "сознательным духом" (олимпийцами) Типичное разделение в психике наших западных ученых проявляются в суждении о богах. Кроме того, предполагается, что Дионис подобно "бессознательному", не имеет разумного духа и что МИстерий этого бога имеют сходство с феноменами толпы»). Zoe, подобно ребенку, пока еще не имеет специфических характеристик, определяемых биографией и не отождествлена с мужской или женской структурой. Сила жизни, подобно ребенку, нуждается в кормлении Дионисийский опыт превращает женщин не в буйных истеричек и мятежниц, а в кормилиц. Они становятся кор милицами природного, давая материнское молоко всей жизни, ее неразборчивой zoe, поддерживая жизнь живот ного и ребенка посредством кормления «животного и «ребенка» в ритуале поедания плоти и позволяя излить ся молоку сострадания. Поглощенность пугающими аспек тами культа заставила нас отвести взор от всех его сфер и культа как целостности. Но сомнению можно подвергнул даже пугающие аспекты. Нильссон сомневается, «была ЛИ омофагия, хотя бы в исключительных случаях, каннибаль ским способом принятия пищи»** (О фантазии поедания детей как части ритуала в тайных культах см.: Robertso J.M. Christianity and Mythology. London, Watts, 1910. P. 208 ff. спримечаниямиибиблиографией; см. также: Dodds E.R. Pagai and Christian in an Age of Anxiety.Cambridge, Eng., 1965. P. 112. Евреев также длительное время обвиняли в ритуальном убийстве детей «с целью употребления крови для приготовления опресноков»; «свидетельства» и опровержения см.: StrackH.L. The Jews and Human Sacrifice. London: Cope & Fenwick, 1909. P. 169–235. Психологический смысл этих обсуждений заключен не в «факте» (действительно ли детей поедали или не поедали; и имеются ли антропологические «данные»), а в том, что отвратительные и ужасные образы, т. е. спонтанные психопатологические фантазии, играют центральную роль в мистерии трансформации психического. В силу архетипической необходимости этой фантазии мотивы убийства и поедания детей вновь возникают в связи с мистериальными культами независимо от исторических свидетельств pro и contra. (Человеческие жертвоприношения не осуществлялись в связи с культом Сатурна Северной Африки, который был не греческим, а римским и африканским, не дионисийским, а сатурнианским.) Аргументацию по поводу человеческих жертвоприношений в культе Диониса (ота-