Гари Маркус - Несовершенный человек. Случайность эволюции мозга и ее последствия.

Разумеется, эволюционные психологи пытаются найти адаптивную ценность хотя бы одной из всех этих вариаций (гомосексуальность), но никакие объяснения не выдерживают критики. (Есть, например, гипотеза «дяди гея», согласно которой гомосексуализм сохраняется среди населения, поскольку люди этой ориентации часто вкладывают существенные ресурсы в потомство своих братьев и сестер.) [51] Только вот нет доказательств, что все эти качества хорошего дяди (в отношении родственников, генетически связанных на одну восьмую) перевешивают прямые издержки отсутствия воспроизводства. Другие популярные доводы сторонников идеи адаптации сводятся к теориям «осторожного самца» (ее поддерживает Ричард Докинз) и «резервного дяди» (согласно им дядя, который остается дома и не уходит на охоту, может заменить того, кто не вернется). Более разумные доводы, с моей точки зрения, в том, что гомосексуальность, как и другая форма сексуальности, являет собой пример системы удовольствия, настроенной эволюцией расширительно (на близость и контакты), а не узко сфокусированной (на воспроизводстве), и предназначена для функции, отличной от той, к которой была приспособлена. С помощью некой смеси генетики и опыта люди могут сочетать всякого рода вещи с удовольствием и продолжать далее в том же роде. [52] Если гомосексуальность – это своего рода побочный продукт эволюции, в отличие от прямого продукта естественного отбора, следует ли отсюда, что быть геем – это плохо? Вовсе нет; сексуальная мораль должна зависеть от соглашения, а не от эволюционного происхождения. Раса обусловлена биологией, религия – нет, но мы защищаем и то и другое. По тем же соображениям я нахожу аморальной педофилию – не потому, что она не созидательна, а просто потому, что одну из сторон этого уравнения представляет существо, недостаточно зрелое для сознательного соглашения; то же самое, разумеется, относится и к зоофилии.

Ситуация с сексом довольно типична. Значительная часть нашего психического устройства существует, кажется, для того, чтобы оценивать вознаграждения (представляющие удовольствие), но фактически весь этот механизм допускает более широкий круг возможностей, чем было бы идеально (с точки зрения генов). Это мы наблюдаем с удовольствием от сахара – пломбир с горячей карамелью почти всегда приносит удовольствие, нуждаемся мы в калориях или нет, – и точно так же с более современными страстями, такими как зависимость от Интернета. Эта одержимость предположительно начинается с наследственной схемы, которая вознаграждала нас за получение информации. Как это сформулировал психолог Джордж Миллер, мы все – «информоголики», и нетрудно видеть, как предки, которые любили собирать факты, превосходили тех, кто обнаруживал мало интереса к познанию нового. Но и тут мы имеем систему, которая не была настроена достаточно точно: одно дело – находить удовольствие в узнавании трав, помогающих при открытых ранах, а другое – в последних сплетнях об Анджелине Джоли и Брэде Питте. Мы все только выиграли бы, если бы были разборчивее в отношении информации, как Шерлок Холмс, который даже не знал, что земля вращается вокруг солнца. Пожалуй, нам было бы полезно поучиться его теории:

Человеческий мозг подобен маленькой пустой мансарде, и вы должны обставить ее мебелью на свой вкус. Глупец хватает все, что ему подвернется под руку, и знания, которые могли бы быть полезны для него, задвигаются в угол, или в лучшем случае стоят вперемешку с множеством других вещей, так что порой бывает даже трудно до них дотянуться… Вот почему так важно не иметь бесполезных знаний, через которые приходится продираться, отыскивая нужные.

Увы, Шерлок Холмс – вымышленный персонаж. Немногие люди в реальном мире располагают подобной хорошо организованной и точно отлаженной системой отбора информации. Напротив, у большинства из нас любая информация способна вызвать прилив радости. Поздно вечером, если я позволяю себе залезть в Интернет, я обычно кликаю то туда (Вторая мировая война), то сюда (Иводзима), потом бездумно переключаюсь на следующий линк (Клинт Иствуд), только для того, чтобы застрять на четвертом (Грязный Гарри), быстро прокладывая путь от темы к теме без особого плана в голове. Тем не менее каждый обрывок информации приносит мне удовольствие. Я не ученый-историк и не кинокритик, едва ли что-то из этой информации мне когда-либо пригодится, но я ничего не могу с собой поделать; просто я люблю сам процесс, и мой мозг не настроен на избирательность. Хотите прервать мой серфинг? Действуйте, вы меня просто осчастливите!

Нечто подобное происходит и с нашим стремлением к контролю. Исследование за исследованием показывают, что чувство контроля дает человеку ощущение счастья. В одном классическом исследовании, например, людей поместили в условия, когда они слышали ряд неожиданных и непредсказуемых шумов, возникающих с совершенно случайными интервалами. Некоторым испытуемым дали понять, что они могут что-то с этим сделать (нажать кнопку, чтобы прекратить шум), другим же сказали, что они бессильны. Люди, имевшие спасительную возможность, испытывали меньший стресс и были более спокойны, хотя и не нажимали на кнопку. (Кнопка «закрытия дверей» в лифте работает по тому же принципу.) В данном случае опять с точки зрения адаптации имела бы смысл узко сфокусированная система: существа, ищущие условия, в которых у них есть определенная степень контроля, превосходили бы тех, кто полностью отдает себя на милость более мощных сил. (Лучше, например, медленно плыть по течению, чем бросаться в водопад.) Но в современной жизни мы обманываем механизм вознаграждения чувства хорошо сделанного дела, часами шлифуя удар в гольфе или обучаясь гончарному ремеслу, что не оказывает заметного влияния на количество или качество наших потомков.

Иными словами, современная жизнь полна, как это называют психологи, «гипернормальных стимулов». Стимулами настолько «совершенными», что они не существуют в обычном мире: анатомически невероятные параметры Барби, безупречно раскрашенное лицо модели, сенсационные кадры MTV, искусно синтезированный звук в ночном клубе. Такие стимулы дают очищенное наслаждение, невозможное в мире наших предков. Видеоигры – прекрасный пример; мы наслаждаемся ими из-за чувства контроля, которое они дают; мы любим их в той степени, в какой можем успешно справляться с вызовами, которые они нам бросают, и перестаем получать удовольствие, стоит нам потерять чувство контроля. Игра, которая не кажется справедливой, не вызывает интереса, особенно потому, что не дает ощущения владения ситуацией. Каждый новый уровень вызова предназначен повысить интенсивность удовольствия. Видеоигры – это не просто контроль; это дистиллят контроля: гипернормальные вариации естественных процессов вознаграждения освоения навыков, направленные на то, чтобы как можно чаще доставлять себе наслаждение собственным могуществом. Если видеоигры (произведенные индустрией, где крутятся миллиарды долларов) захватывают некоторых людей больше, чем сама жизнь (какие уж тут гены), то это потому, что игры придуманы, чтобы эксплуатировать неточность нашего механизма распознавания удовольствия.