Гари Маркус - Несовершенный человек. Случайность эволюции мозга и ее последствия.

Рекурсию на самом деле можно разделить на две формы, одна требует складывания стопкой, а другая нет. Та, что не требует, проще. Например, у нас нет проблем с предложениями типа «Это кошка, которая схватила крысу, которая преследовала мышь». Это сложно, но можно разобрать без упорядочения.

Возможно, крайней версией запоминания только сути было высказывание Вуди Аллена о романе «Война и мир» из пяти слов: «Это книга о некоторых русских».

Проблема с деревьями во многом та же, что и проблема отслеживания целей. Вы можете вспомнить пример из главы о памяти о том, что иногда происходит, когда мы планируем заехать в магазин после работы (а вместо этого на автопилоте едем домой мимо магазина). В компьютере оба типа проблем – отслеживание целей и отслеживание деревьев – обычно решаются складыванием стопкой, когда недавние элементы временно оказываются более приоритетными по сравнению с теми, которые были положены раньше; но когда речь идет о людях, отсутствие памяти почтового кода в обоих случаях ведет к проблемам.

Оказывается, на самом деле есть два типа рекурсии, один требует складывания стопкой, а другой нет. Именно тот, который требует этого, ставит нас в особенно трудное положение.

Согласно легенде первой переводческой машинной программе дали предложение: «Плоть слаба, но дух силен» (The flesh is weak but the spirit is willing). Перевод (на русский) был переведен обратно на английский, и получилось: «Мясо испортилось, но водка хорошая».

Неоднозначность выступает в двух формах, лексической и синтаксической. Лексическая неясность касается значения отдельных слов. Я предлагаю вам to go have a ball, и вы не знаете, имею ли я в виду весело провести время, пойти на бал или поиграть в теннис. Синтаксическая (или грамматическая) неопределенность, напротив, касается предложений, таких как Put the block in the box on the table, имеющих структуру, которую можно по-разному интерпретировать. Классические примеры, такие как Time flies like an arrow, неоднозначны в обоих смыслах без дальнейшего контекста. Flies может быть и существительным, и глаголом, like – и глаголом, и сравнительной частицей и т.д.

В совершенном языке, в организме с правильно построенными деревьями такого рода неумышленная неоднозначность не была бы проблемой. Вместо этого у нас была бы возможность использовать то, чем пользуются математики: скобками, представляющими собой символы, которые подсказывают нам, как сгруппировать вещи. Если (2 × 3) + 2 = 8, то 2 × (3 + 2) = 10. Мы могли бы легко определить разницу между (Angela shot the man) with the gun и Angela shot (the man with the gun). Но как бы удобны ни были скобки, мы не используем их из-за отсутствия у нашего вида памяти почтового кода.

Люди слышат слова «животные» и «ковчег» и не обращают внимания, что в вопросе фигурирует Моисей, а не Ной.

Джон Леннон написал песню под названием «Счастье – это теплый пистолет» под впечатлением от этой фразы в журнале, посвященном оружию. В свою очередь, оружейный журнал пародировал название книги Чарльза Шульца «Счастье – это теплый щенок» и слова ее главного героя Чарли Брауна. — Прим. пер.

Это значит, что если речь идет о причинах, побуждающих к сексу, то получение удовольствия и размножение, по крайней мере для людей, – два важнейших среди остальных. Упомянутый недавно в Archives of Sexual Behavior наиболее масштабный из когда-либо проводившихся опрос насчитал таковых 237. Стремление получать удовольствие и делать детей, безусловно, в списке были, но были и такие: «это была неплохая разминка», «я хотел быть популярным», «мне было скучно», «я хотела отблагодарить», «для меня это способ быть ближе к Богу». Так или иначе, 96% взрослых американцев хотя бы однажды нашли причину для половой близости.

Мой друг Брэд, который не выносит зрелища мук воздержания из-за служения какой-то абстрактной идее пользы, любит повести меня в ресторан Blue Ribbon Sushi, где непременно заказывает крем-брюле с зеленым чаем. Обычно, несмотря на мои лучшие намерения, дело кончается тем, что мы заказываем два.

Только вот нет доказательств, что все эти качества хорошего дяди (в отношении родственников, генетически связанных на одну восьмую) перевешивают прямые издержки отсутствия воспроизводства. Другие популярные доводы сторонников идеи адаптации сводятся к теориям «осторожного самца» (ее поддерживает Ричард Докинз) и «резервного дяди» (согласно им дядя, который остается дома и не уходит на охоту, может заменить того, кто не вернется).

Если гомосексуальность – это своего рода побочный продукт эволюции, в отличие от прямого продукта естественного отбора, следует ли отсюда, что быть геем – это плохо? Вовсе нет; сексуальная мораль должна зависеть от соглашения, а не от эволюционного происхождения. Раса обусловлена биологией, религия – нет, но мы защищаем и то и другое. По тем же соображениям я нахожу аморальной педофилию – не потому, что она не созидательна, а просто потому, что одну из сторон этого уравнения представляет существо, недостаточно зрелое для сознательного соглашения; то же самое, разумеется, относится и к зоофилии.

Все это относится к людям. Мир птиц – это уже другая история; там действительно более певучи именно самцы, и связь с ухаживаниями прямая.

Музыка, которая либо полностью предсказуема, либо абсолютно непредсказуема, обычно кажется неприятной – нудной в первом случае и негармоничной во втором. Такие композиторы, как Джон Кейдж, соблюдали баланс, но немногие люди получают одинаковое удовольствие от якобы неупорядоченных («случайных») композиций и от музыки с более традиционным соотношением предсказуемости и сюрприза. И это справедливо для всех жанров, от классики до джаза и рока. (Искусство импровизации состоит в том, чтобы задним числом все ее повороты воспринимались хотя и неожиданными, но неизбежными.)

У Гилберта есть еще один любимый пример: дети. Хотя большинство людей предполагают, что, имея детей, они повышают свои шансы на счастье, исследования показывают, что на самом деле в среднем люди с детьми менее счастливы, чем бездетные. Да, взлеты («Папочка, я люблю тебя!») бывают порой потрясающие, но по большей части забота о детях – это просто работа. «Объективные» исследования, в которых людей просили оценить в разные моменты, насколько они счастливы, показали, что воспитание детей – задача с явным адаптивным преимуществом – находится где-то между домашней работой и телевизором, при существенном отставании от секса и кино. К счастью, с точки зрения возобновления вида люди склонны помнить эпизодические взлеты лучше, чем возню с пеленками и выполнение обязанностей семейного шофера.