Берт Хеллингер - Источнику не нужно спрашивать пути

Все, что написано в книгах и снято на видео, ценно, но этим нельзя слепо руководствоваться как истиной в последней инстанции, ведь тогда мы лишаем будущее шансов.

Образы, которые возникают в процессе расстановки, многослойны. Если накладывать их на нечто заранее заданное, образ как таковой утрачивает свойство воздействия. Поэтому все наблюдающие за ходом расстановки чувствуют влияние расстановки на себе. Если же они сами сталкивались в жизни с аналогичной ситуацией, им лучше внимательно прислушаться к своей душе, а не следить за тем, что происходит в расстановке. Тогда, возможно, в их собственной душе найдется подобающее решение. То, что происходит в процессе расстановок, впечатляет. Это демонстрирует, какие силы действуют в каждой душе. Если во время расстановки клиент внимательно следит за собственной душой (а не за терапевтом, который, может быть, поможет), душа имеет больше шансов раскрыться и найти подобающий ей путь. Быть может, тогда он встретит друга или терапевта, который поможет.

Многие вещи происходят сами собой, если доверять своей душе. Клиент, считающий расстановку единственно возможным шансом для решения своих проблем, в этот момент отчужден от собственной души. С тем, кто чересчур настойчив, я не могу работать. Он ждет от меня слишком многого, и я становлюсь обычным человеком, с присущими мне возможностями и недостатками.

Семейная расстановка, в общем-то, очень простой метод. Выбирают заместителей для наиболее важных участников отношений, расставляют их по отношению друг к другу и так оставляют. В процессе расстановки внезапно выявляется и показывается нечто скрытое, причем тот, для кого делается расстановка, сразу замечает то, что выявляется. Это внешняя сторона. Это просто. Но пойму ли я, на что указывает сложившийся образ? Это другой вопрос.

Нужно внимательно следить за тем, что выявилось. Образ действует, только если выявленное, клиент, заместители и, конечно, терапевт действуют совместно. Динамика развивается сама по себе, без какого-либо вмешательства. Клиенту, заместителям и терапевту нужно быть готовыми к неожиданному, что может выявиться. Есть определенные правила возникновения порядков, если их знать, можно в некоторой степени управлять расстановкой.

Для того чтобы сделать расстановку, необходимо обладать некоторой информацией. Прежде всего нужно знать, состоит ли клиент в браке, есть ли у него дети. Тогда мне ясно, нужно ли расставлять его семью. Затем я расспрашиваю клиента о его родительской семье, что в ней произошло. А именно: о внешних и решающих событиях — случаях смерти, травматических событиях детства, например при рождении. Этого достаточно, чтобы начать расстановку.

Я расставляю минимально необходимое количество человек. При этом я начинаю с наиболее важных лиц. После того как это сделано, складывается определенная картина, из которой, а равно из реакции клиента, я черпаю новую информацию. Тогда я ввожу в расстановку новых участников, и опять — не более, чем необходимо. Затем смотрю, каково влияние новых участников расстановки. На основании увиденного можно сделать вывод, возможно решение или невозможно.

Итак, я расставляю основную ситуацию, по которой вижу, куда направлены движения: к гибели, смерти или к решению. Часто я сначала иду вместе с «плохим» движением, например к смерти, — без страха. Я иду вместе с клиентом вплоть до границы, чтобы выяснить, куда, собственно, ведет внутреннее движение. Если на границе происходит поворот, я иду вместе с клиентом назад. Иногда такого поворота не происходит, тогда я не иду назад, а оставляю клиента стоять на границе.

Я не задаюсь вопросом: правильно это или нет? Это было бы слишком примитивно. По воздействию в собственной душе я определяю, что делать. На это я и ориентируюсь. Пользоваться готовыми правилами неуместно и это не отвечало бы полноте происходящего. Конечно, у меня есть определенные представления о том, что может произойти, некие представления о порядках, но на практике каждая расстановка уникальна. Одинаковых расстановок не бывает. То же относится и к интервенциям. Одинаковых интервенций не бывает. Поэтому для моей работы необходима постоянная готовность к новому и непривычному.

Важно также «раздраматизировать» происходящее. Я стараюсь вернуть происходящее обратно к привычному, насколько это возможно. Это помогает лучше всего.

УЧАСТНИК: В какой момент вы прекращаете задавать вопросы?

Б. X.: Я задаю ряд стандартных вопросов. Я спрашиваю, состоит ли клиент в браке, есть ли у него дети, был ли у него партнер до брака. Я также спрашиваю, умер ли кто-нибудь, были ли случаи смерти детей или мертворожденные дети. Таким образом я получаю практически всю важную информацию о семье. Мне нужна только внешняя информация о семье. Мне не нужно, например, знать, пьет ли отец, хорош он или плох, доминирует ли он или подчинен. Это не играет роли. Важны только внешние события.

Затем я задаю вопросы о родительской семье, произошло ли в ней что-либо особенное. И здесь речь идет только о внешних событиях. Сколько было детей, был ли кто-либо прежде женат, умер ли кто-нибудь и как он умер? Это, в общем-то, все, о чем я спрашиваю. Если клиент хочет сообщить мне больше, я его останавливаю, потому что для расстановки это не нужно. В процессе расстановки я получаю дальнейшую информацию, иногда я задаю дополнительные вопросы. Вот основной перечень моих вопросов.

Очень важно, чтобы клиент еще до расстановки проникся серьезностью происходящего. Нельзя относиться к такой работе легкомысленно, иначе она обернется против терапевта. Такая работа чем-то сродни религиозному ритуалу, который уходит в глубину. Ее нельзя делать на ярмарке. Ее нельзя делать из любопытства или поверхностно. Поэтому я настраиваю клиента на полную серьезность. Иногда путем внезапного прерывания расстановки.

Семейная расстановка требует системного подхода. Поэтому терапевты, которые привыкли работать индивидуально, испытывают некоторые трудности с переориентировкой. При системном подходе важно держать в поле зрения и полноту, и целостность. Сначала я всегда смотрю на тех членов семьи, которые исключены из системы, кому отказано в признании или любви. Именно им принадлежит мое сердце, тогда я смогу их вернуть. И не из солидарности с кем-то одним, а из солидарности со всеми, с целым. Когда я становлюсь на сторону исключенного, остальные вынуждены ориентироваться по-новому. Из солидарности с целым остальные входят в контакт с исключенным.