Ролло Мэй - Смысл тревоги

Говоря о тревоге, вызванной появлением индивидуализма в эпоху Ренессанса, я называл ее «зарождающейся», поскольку в то время не было явной сознательной тревоги. В период Ренессанса можно было встретить лишь тревогу в форме симптома. Мы могли видеть на примере Микеланджело, что он сознательно принимал свое одиночество, но не тревогу. В этом отношении существует огромная разница между одиноким человеком пятнадцатого-шестнадцатого века и человеком девятнадцатого или двадцатого веков, который, подобно Кьеркегору, осознает тревогу, вызванную отчуждением от других людей . В эпоху Возрождения перед человеком было открыто широкое поле деятельности, поэтому одиночество и связанная с ним тревога оставались как бы нераскрытой темой. Человек того времени, если он испытывал разочарование в какой-то сфере, всегда мог переключить свое внимание на новое поле деятельности. Это свидетельствует о том, что то время было началом , а не окончанием нового исторического периода.

Таким образом, в период Ренессанса перед западной культурой была поставлена сложная задача: каким путем должно пойти развитие межличностных взаимоотношений (психологических, экономических, этических и т. д.), как сочетать межличностные ценности с ценностями индивидуальной самореализации? Разрешение этого вопроса могло бы освободить членов общества от последствий крайнего индивидуализма: от ощущения отчужденности и сопутствующей тревоги.

В нашем обществе стремление к соревнованию еще более усилилось в связи с экономическими изменениями, начавшимися в эпоху Ренессанса. Распад средневековых гильдий (при которых соревнование было невозможно) положил начало суровому экономическому соревнованию. Оно является основной характеристикой современного капитализма и индустриализма. Поэтому нам важно понять, как личное стремление к соревнованию, характерное для современного человека, связано с этими экономическими изменениями. Мы воспользуемся идеями Ричарда Тоуни, который размышлял об экономических изменениях, начавшихся в эпоху Ренессанса, и уделял особое внимание психологическому значению индустриализма и капитализма. В данном разделе мы сможем увидеть, как претворялись в жизнь принципы, зародившиеся в эпоху Ренессанса.

Современный индустриализм и капитализм складывались под воздействием многих факторов, но с психологической точки зрения наиболее важную роль играли новые представления о силе свободной личности. Современный индустриализм и капитализм основываются на представлении о том, что человек «имеет право» накапливать богатства и использовать их в качестве своей силы. Тоуни указывает, что личная выгода и «естественное стремление» к расширению своей власти получили почетный статус и были признаны законными экономическими стимулами. Индустриализм, особенно в течение девятнадцатого и двадцатого веков, основывался на « отказе признавать первенство любых авторитетов [сюда входят и общественные ценности] над индивидуальным разумом » [361]. Это «давало человеку свободу следовать своим собственным интересам, честолюбивым стремлениям или аппетитам, не подчиняясь какому-то общему для всех закону» [362]. В этом смысле современный « индустриализм является извращением индивидуализма » [363].

Такой «экономический эготизм», как его называет Тоуни, основывался на предположении, что когда люди свободно следуют своим личным интересам, это автоматически создает гармонию во всем обществе. Это предположение помогало устранить тревогу, вызванную отчуждением одних групп от других и враждебными взаимоотношениями в обществе, в котором происходит экономическое соревнование. Человек, участвующий в социальном соревновании, мог верить, что, расширяя сферы своего влияния, он приносит пользу обществу. С прагматической точки зрения это представление в основном было верным. Действительно, рост индустриализма заметно облегчал удовлетворение материальных потребностей всех членов общества. Но в некоторых других отношениях, особенно на поздних стадиях при появлении монополистического капитализма, такое развитие экономики нарушало отношение человека к самому себе и его взаимоотношения с окружающими.

Психологические последствия такого экономического индивидуализма не проявлялись во всей своей полноте до середины девятнадцатого века. Одним из психологических следствий индустриализма, особенно на его поздних фазах, стало то, что труд потерял свой внутренний смысл . Труд стал просто «работой», где критерием ценности является не само созидательное действие, но сравнительно случайный аспект труда — зарплата. Это изменило как социальный статус человека, так и его самоуважение: основным критерием ценности становится не сам продуктивный труд (удовлетворение от такого труда естественным образом повышает веру в свои силы и поэтому является реалистичной основой для снижения тревоги), а приобретение богатства.

В индустриальной системе важнейшей ценностью становится увеличение богатства. Это еще одно психологическое последствие индустриализма: богатство становится общепризнанным критерием престижа и успеха , «основанием для общественного уважения», как говорит Тоуни. Увеличение богатства неизбежно предполагает соревнование; успех тут заключается в том, что ты богаче окружающих; неважно, становятся ли беднее другие люди или сам человек становится богаче, — то и другое имеет одинаковый смысл. Как считает Тоуни, рассматривающий проблему с экономической точки зрения, отождествление успеха с приобретением богатства порождает порочный круг. Позже мы увидим, что к такому же выводу можно прийти и с точки зрения психологии. Всегда сохраняется вероятность, что соседи или конкуренты будут богаче, чем ты, поэтому человек никогда не чувствует себя в полной безопасности и у него все время сохраняется желание увеличивать свое богатство . Линд и Линд, изучавшие жителей Мидлтауна, в главе «Почему они так много работают?» пишут: «Как предприниматели, так и рабочие стараются изо всех сил зарабатывать как можно больше денег, чтобы их доходы соответствовали еще более быстрому росту их субъективных потребностей» [364]. Можно не без оснований предположить, что эти «субъективные потребности» прямо связаны с соревнованием, то есть с желанием «не отставать от семьи Джонсов».

Важно заметить, что деньги, ставшие стандартным критерием успеха, не имеют отношения к удовлетворению насущных потребностей или возможности получать большее удовольствие. Скорее деньги являются просто знаком силы человека, доказательством его успеха в достижении цели и его внутреннего достоинства.