Ролло Мэй - Смысл тревоги

Тревогу еще больше усиливает то, что мы не можем найти определенного виновника зла — «дьявола», на которого можно было бы спроецировать наши страхи. Тревогу усиливает и тот факт, что мы сами — субъективно и объективно — являемся участниками проблемы. Как говорил Пинатс: «Мы повстречали врага, он — это мы сами».

Тревога стала также центральной проблемой современной философии и религии, и это особенно ярко показывает распространенность феномена тревоги в нашей культуре. Тема тревоги занимает такого богослова, как Райнольд Нибур, который особенно много размышляет о сегодняшней экономике и политике. Она привлекает к себе внимание философов Пауля Тиллиха и Мартина Хайдеггера, которые по опыту собственной жизни знакомы с кризисами и изменениями, произошедшими в западном обществе за три последних десятилетия.

Если принять определение Ницше, утверждавшего, что философ — это «врач культуры», можно рассматривать идеи философов и богословов не просто как продукт умозрительных построений, но как диагноз состояния современной культуры.

Согласно определению Тиллиха, тревога есть человеческая реакция на угрозу небытия . Человеку свойственно осознавать свое бытие, но он также знает, что в любой момент его существование может прекратиться. Конечно, Тиллих сформулировал эти мысли еще до появления атомной бомбы, но бомба становится весомым символом, с помощью которого множество людей соприкасаются с угрозой небытия. Тревога — с философской точки зрения — появляется тогда, когда человек осознает, что бытие существует на фоне неустранимой возможности небытия. Это, как мы увидим, походит на концепцию Кьеркегора, утверждавшего, что тревога есть «страх перед ничто». «Небытие» — не просто страх физической смерти, хотя, возможно, именно смерть является самым распространенным предметом и символом тревоги. Угроза небытия относится к религиозной и духовной сфере жизни, поскольку это есть страх перед бессмысленностью существования. Обычно угроза бессмысленности воспринимается как угроза моему Я (Гольдштейн говорил о «растворении Я»). Но когда человек принимает вызов этой тревоги, когда видит угрозу бессмысленности и противостоит этой угрозе , он сильнее чувствует свое Я. Это обостряет восприятие человека, направленное на самого себя, на свое бытие, отличающееся от мира небытия или мира объектов.

В богословской доктрине Нибура, касающейся человека, тревога занимает центральное место. Нибур утверждает, что любое действие человека, творческое или разрушительное, включает в себя элемент тревоги. Тревога проистекает из того факта, что человек, с одной стороны, ограничен, что он, подобно животным, подчинен случайностям и природным нуждам. С другой же стороны, человек обладает свободой. В отличие «от животных, он видит, что в ситуации существует неизвестность, и готов пойти на риск». Таким образом человек выходит за пределы своей ограниченности. «Можно сказать, что человек — существо и связанное, и свободное, ограниченное и не знающее границ — постоянно испытывает тревогу. Тревога — неизбежный спутник парадокса свободы и ограниченности, присущего человеческой жизни» [31] Reinhold Niebuhr, The nature and destiny of man (New York, 1941), стр. 182. . Мы еще вернемся к этим мыслям, когда будем говорить о тревоге как о предпосылке невроза, а пока обратим внимание на то, что Нибур на своем богословском языке называет тревогу «внутренней предпосылкой греха. Слово тревога описывает состояние внутреннего искушения» [32] Ibid . .

«Тревога является наиболее яркой особенностью западной цивилизации», — говорит социальный психолог Р.Р. Виллобай [33] R. R. Willoughby, Magic and cognate phenomena: an hypothesis , в книге Handbook of social psychology (Worcester, Mass., 1935) стр. 498. . Он подкрепляет свое утверждение статистическими данными из трех сфер социальной патологии, на которые, по его мнению, оказывает влияние тревога. Виллобай приводит статистику самоубийств, функциональных психических расстройств и разводов . Число самоубийств в большинстве стран континентальной Европы в течение последних 75—100 лет постоянно увеличивается. Говоря о функциональных психических расстройствах, Виллобай замечает: «Создается впечатление, что количество психических заболеваний растет, при том, что созданы лучшие возможности для их лечения и диагностики» [34] Ibid ., стр. 500. . На протяжении двадцатого века во всех странах, кроме Японии, неуклонно повышается количество разводов. По мнению Виллобая, эти цифры говорят о том, что современный человек не способен терпеть стресс, приспосабливаясь к своему супругу, и что статистика разводов в современном обществе есть признак тревоги. Интересен тот факт, что в Америке выросло лишь количество разводов по причине «жестокого обращения», число же разводов по всем прочим причинам снижается. Виллобай считает, что «жестокое обращение» имеет прямое отношение к тревоге: «Когда поведение партнера вызывает тревогу, это называют жестоким обращением ».

Виллобай приводит данные статистики, подтверждая свое «убеждение, основанное на здравом смысле: в нашем обществе тревоги стало гораздо больше». Тут с ним нельзя не согласиться. Но можно усомниться в том, что существует прямая связь между этими статистическими данными и тревогой. Возможно, что увеличение числа разводов связано не только с тревогой, но и с изменением отношения к разводу. Логичнее рассматривать рост числа разводов, самоубийств и психических заболеваний как симптом и следствие постоянного изменения современной культуры, которое травмирует современного человека. Тревогу также можно рассматривать как симптом и плод нестабильного состояния культуры.

Если проследить за динамикой разводов, мы увидим, что «американцы, вступающие в первый брак в возрасте 25–30 лет, разводятся в три-четыре раза чаще, чем сорок пять лет тому назад» (статистические данные, опубликованные в 1976 году) [35] Статистические данные Центра политических исследований при Колумбийском университете. . За последние двадцать лет частота разводов увеличилась более чем вдвое. Но эта статистика скорее свидетельствует о том, что мы живем в обществе, находящемся в состоянии радикального изменения, и потому наше общество охвачено тревогой.

В других главах книги мы подробно рассмотрим, что думают о тревоге представители различных направлений психологии. Здесь я сделаю лишь некоторые вводные замечания: постепенно тревога стала центральной темой теории обучения, динамической психологии и особенно психоанализа и других школ психотерапии. Психологи уже давно поняли, что опасения и страхи ребенка, особенно страх наказания перед родителями и учителями, сильно влияют на обучение. Но лишь недавно ученые обратили внимание на многочисленные скрытые формы тревоги, которые пропитывают процесс обучения дома и в школе. Тем, что тревога стала одним из центральных вопросов теории обучения, мы обязаны таким психологам, как Маурер, Миллер, Доллард и их последователям, занимавшимся теорией обучения [36] Этот вопрос рассматривается в главе 4. .