Р Лэнг - Расколотое Я

Поучительный аспект этой проблемы иллюстрирует случай, произошедший с двадцатилетней девушкой, которая жаловалась на свою "застенчивость" по причине безобразного лица. На кожу она накладывала слой белой пудры, а на губы -ярко-красную помаду, придавая лицу если уж не безобразный облик, то по крайней мере пугающе неприятный, клоунский, маскоподобный, что решительно не шло на пользу чертам ее лица. В уме она делала это, чтобы скрыть, насколько безобразна она под толстым слоем косметики. При дальнейшем исследовании стало очевидно, что установка девушки по отношению к своему лицу содержала ядро центрального вопроса ее жизни -ее взаимоотношений с матерью.

Она имела пристрастие тщательно рассматривать свое лицо в зеркале. Однажды ей на ум пришло, как ненавистно она выглядит. В течение многих лет в глубине ее разума таилась мысль, что у нее лицо матери. Слово "ненавистно" чревато двусмысленностью. Она ненавидела лицо, которое видела в зеркале (материнское). Она к тому же видела, насколько наполнено ненавистью к ней лицо, которое смотрело на нее из зеркала; она, смотрящая в зеркало, отождествлялась с матерью. В этом отношении она была своей матерью, видящей ненависть на лице дочери, то есть глазами матери она видела ненависть к матери на лице в зеркале и смотрела с ненавистью на материнскую ненависть

к себе.

Ее взаимоотношения с матерью заключались в излишней

опеке со стороны матери и излишней зависимости и угодливости с ее стороны. В реальности она не могла вынести ненависти к матери, да и не могла позволить себе допустить существование ненависти к себе у матери. Все, что не могло найти прямого выражения и открытого признания, сконденсировалось в ее теперешнем симптоме. Главный подтекст, по-видимому, состоял в том, что она видела, что ее истинное лицо ненавистно (или ненавидяще). Она ненавидела его за сходство с материнским. Она боялась увиденного. Покрывая лицо косметикой, она как маскировала собственную ненависть, так и совершала суррогатное нападение на материнское лицо. Сходный принцип действовал всю ее остальную жизнь. В ней нормальные для ребенка послушание и вежливость не только превратились в пассивную покорность любому желанию матери, но и стали полным стиранием ее самой и продолжали становиться пародией на все, что ее мать могла сознательно желать от дочери. Она превратила угодливость в средство нападения и показывала всем такую травестию своего истинного "я", которая была как гротескной карикатурой на ее мать, так и передразниванием "безобразного" варианта собственного

послушания.

Таким образом, ненависть к другой личности сосредотачивается на ее чертах, которые индивидуум выстроил в собственном бытии, и в то же самое время, однако, временное или длительное принятие личности другого является способом не быть самим собой, который, как кажется, предлагает безопасность. Под мантией личности кого-то другого человек может действовать гораздо более умело, гладко, "надежно" -используя выражение г-жи Д.,-и индивидуум может предпочесть скорее заплатить цену подверженности преследующему ощущению тщетности, обязательно сопутствующему небытию самим собой, чем рисковать откровенным переживанием беспомощного испуга и смущения, что станут неизбежным началом бытия самим собой. Система ложного "я" стремится стать все более и более мертвой. Некоторые люди ощущают себя так, будто они превратили свою жизнь в робота, который сделал себя (явно) необходимым.

Кроме более или менее постоянной "личности", показываемой системой ложного "я", возможна, как уже упоминалось, жертва бесконечным временным отождествлениям меньшего размера. Индивидуум внезапно обнаруживает, что приобрел манеры, жесты, обороты речи, интонацию голоса, которые не являются "его", но принадлежат кому-то другому. Зачастую это манеры, которые он, в частности, сознательно не любит. Временное использование небольших фрагментов поведения других людей не является исключительно шизоидной проблемой, но это происходит с характерной настойчивостью и принудительностью на основе шизоидной системы ложного "я". Все поведение некоторых шизофреников едва ли является чем-то иным, как не мешаниной странностей других людей, сделанных еще более странными несоответствием обстановки, в которой они воспроизводятся. Следующий пример рассказывает о совершенно "нормальной" личности.

Одна студентка по фамилии Макаллум развила весьма двусмысленные чувства к преподавателю по фамилии Адаме. Однажды она, к своему ужасу, обнаружила, что подписалась фамилией "Макадаме". "От отвращения я могла бы отрубить себе руку".

Подобные осколки других, по-видимому, внедряются в поведение индивидуума, как куски шрапнели -в тело. Устанавливая явно удачные и гладкие взаимоотношения с внешним миром, индивидуум вечно перебирает эти инородные обломки, которые (как он это переживает) необъяснимым образом вытеснены из него. Такие поведенческие осколки очень часто наполняют субъекта отвращением и ужасом, как и в случае этой студентки, они ненавистны и подвергаются нападениям. "Я могла бы отрубить себе руку". Но конечно же, такой разрушительный импульс, в сущности, направлен против ее собственной руки. Такой небольшой "интроецированный" осколок действия или его час-типу нельзя атаковать без насилия над собственным бытием субъекта. (Джин стерла собственные черты лица, нападая на свою мать-в-ее-лице.)

Если все поведение индивидуума начинает принудительно отчуждаться от тайного "я" так, что полностью отдается принудительной мимикрии, олицетворению, пародированию и подобньм временным инородньм организациям поведения, то он может попытаться лишить себя всего своего поведения. Такова одна из форм кататонического ухода. Происходит так, будто человек пытается вылечить общее заражение кожи, сбрасывая собственную кожу. Поскольку это невозможно, шизофреник может взять и сорвать, если можно так выразиться, свою поведенческую кожу.

7. САМОСОЗНАНИЕ*

Самосознание, как обычно употребляется этот термин, подразумевает две вещи: осознание себя самим собой и осознание себя как объекта наблюдения кого-то другого.

Две эти формы осознания "я" -как объекта в собственных глазах и как объекта в глазах другого -тесно связаны друг с другом. У шизоидного индивидуума обе они преувеличены и обе предполагают в чем-то принудительную природу. Шизоидный индивидуум часто мучим принудительной природой своего осознания собственных процессов и к тому же в равной мере принудительной природой ощущения своего тела как объекта в мире других. Повышенное ощущение того, что ты всегда видим, или, во всяком случае, всегда потенциально видим, можно в принципе отнести к телу, но озабоченность тем, что тебя могут видеть, может слиться с идеей проницаемости ментального "я" и его ранимости, когда индивидуум чувствует, что можно заглянуть сквозь него в его "разум" или "душу". О подобных чувствах "зеркального стекла" обычно говорится с точки зрения метафоры или сравнения, но при психотических условиях пристальный взгляд другого может переживаться как действительное проникновение в сердцевину внутреннего "я".