Дмитрий Соколов - Исцеляющее безумие: между мистерией и психотерапией

– И женщина Востока сбросит с себя паранджу! Окончательно сбросит с себя паранджу угнетенная женщина востока!

Я выбрал для своей первой иллюстрации Диониса – прежде всего, конечно, по личной своей пристрастности и "верности патрону". Но не только: я думаю, что именно он вдохновляет и покровительствует огромной части нынешней психотерапии, со всем ее пафосом освобождения от гнетущей власти социума или собственных "комплексов", обычной атмосферой "глотка воздуха" и терапевтами, так часто любовно близкими с алкоголем, марихуаной или ЛСД.

Итак, Дионис. Его миф, в самом пунктирном пересказе, сводится к нескольким сюжетам:

1. Множественное происхождение со всевозможными смешениями "неколебимо твердых» семейных ролей (его вынашивала мать, родил отец и переродила бабка); его мать, к тому же, была человеком, а отец – богом.

2. Над ним тяготело проклятие семейных разборок (ревность Геры, жены отца), и отсюда:

3. Его воспитывали как девочку на женской половине чужого дома;

4. В юности он сошел с ума, и был безумен долгое время; но, несмотря на это (и, естественно, благодаря этому):

5. Он изобрел вино и научил его изготовлению людей.

6. Он собрал вокруг себя армию нимф, сатиров и менад (буйствующих женщин); и это была армия не только в переносном, но и в прямом смысле, поскольку с нею он покорил немало городов и государств, когда

7. Устанавливал культ своего почитания по всей Греции и Малой Азии, при котором

8. Его последователи впадали в священное безумие, с неистовой силой бегали по полям и холмам и разрывали на части встретившихся им крупных животных (вплоть до быков) и нередко – людей.

9. Своих противников он также поражал безумием, губительным для окружающих, но – необратимым.

10. Он женился на Ариадне, сразу же после того, как ее оставил на морском острове Тесей (после всех их критских приключений с Минотавром).

11. Он изобрел театр.

12. Он вывел из подземного царства свою мать (одна из единственных удачных попыток того, что пробовали многие боги и герои) и дал ей место на Олимпе, где

13. После основных своих приключений сел по правую руку своего отца, Зевса (место уступила ему Геста, богиня домашнего очага).

Для психологических процессов я прежде всего обозначил бы Диониса как бога вина и священного безумия, а также разрушителя границ (одним из его имен было "Лисий", от "лизиса", растворения – прежде всего цепей и страданий). Безусловно, посвященная ему (или вызванная им) мистерия должна раскрывать и отыгрывать эти базовые темы. Приобщиться Дионису в таком самом базовом смысле означает выйти с помощью "вина" (возвышающего, веселящего и освобождающего) за "границы" (социальных отношений, здравого смысла, характера и морали) в "безумие" (буйное действо непредсказуемой природы). И вот вам простой пример того, что может произойти, безусловно имеющий терапевтическую ценность.

Молодой парень, работающий высокооплачиваемым программистом, в обычной социальной ситуации выставляющий интеллектуальность и робость, очень сомневался, принять ли приглашение на мистерию, до самого последнего дня. Особенно (на словах) его смущало то, что придется жить на природе, причем в довольно холодное время года (для Израиля; где-нибудь плюс 10 в воздухе), когда часто идут дожди. Несколько раз он сказал мне, что только однажды в своей жизни ночевал под открытым небом. Несколько раз спрашивал, что мы будем делать, если пойдет дождь. Я осторожно объяснял, что многие процессы делать под дождем прекрасно, но вещи будут оставаться сухими в "доме", где и мы сможем переодеться, высохнуть и согреться. В свой самый последний звонок (уже в день начала мистерии) он задал поистине шикарный вопрос: "А что, если пойдет дождь, а потом мы высохнем, а потом опять пойдет дождь?" Я постарался дать ему по голове (по телефону получилось слабо), а сам подумал, что такой страх перед внешней природой, конечно, отражает страх перед природой внутренней, и что, наверное, звать его не следует. Но это я только подумал, а в таких делах я использую логику только страховочно. Короче говоря, мы поехали, и по дороге он жаловался на проблемы своего дедушки и на собственную боязнь простуды – как он описывал, вполне фобически сильную и необъяснимую.

В действах он участвовал хорошо, не халтуря и не выделяясь. Главное началось в ту центральную ночь, когда каждый был свободен делать что хотел. В какой-то момент я услышал крик и поспешил "на помощь" в глубь леса. По крикам я нашел его легко. Он сидел на камне на склоне холма, бил в барабан (который привез с собой, хотя никогда на барабане не играл) и орал – просто так, нечленораздельно. На его лице слишком очевидны были счастье и вдохновение. Обрадованный, я вернулся в "дом". Скоро пошел сильный дождь, и многие вернулись под крышу, но его крики по-прежнему были слышны с той стороны холма. Один из участников, уже на следующий день, рассказал, что был рядом с "барабанщиком" перед этим дождем, но с первыми каплями был отослан, причем тот перестал на секунду бить по барабану и сказал: "Иди, а то промокнешь, простудишься".

В разгар дождя (уже грозы) он появился на центральной площадке, разделся догола и позвал всех присоединиться к процессии. С трещотками и бубнами мы пошли за ним, он вел нас через чащи, орал, издевался над обувью, женщинами, и бил в свой барабан особенно неистово, если кусты преграждали дорогу. Чуть не всю оставшуюся ночь он провел на крыше нашего "дома", под грозой или без, голый, продолжая бой и крики. Всех, кто пытался ему помешать, он трубно, очень громко и явственно, посылал матом. Это было прекрасно.

Он крайне мало со мной разговаривал после той ночи. На следующий день, кажется, он задал мне только один, но очень стоящий, вопрос: "Как это сохранить?" Любителей трансформационного эпоса я вряд ли порадую, когда расскажу, что через несколько дней, на еженедельных занятиях "сказочной" группы он вел себя вполне как обычно, хотя, конечно, от него "разило" силой и уверенностью. Я не тешу себя – и они могли пройти еще через несколько дней . ( Через четыре года я встретился с ним, и не раз. На самом деле, изменения были, и были долгоиграющими. Помимо всяких "эффектов": чего стоит хотя бы то, что он считал эту ночь одним из самых ярких и счастливых моментов своей жизни… ) Я не стал и не буду оценивать глубину "эффекта", не только потому, что это крайне субъективное и вполне бесполезное занятие, но и потому, что в рамках данной практики "эффект" берется в кавычки и почти не существует. Я хочу, чтобы это было ясно понято: в рамках мифа и процесса психотерапии эффект главенствует по значению; в рамках мистерии самое важное – "выйти", участвовать, приобщиться и вернуться, все это сделав хорошо и "правильно". Эффект здесь – скрытая от чужих взглядов "жемчужина" внутри. Или (я вспоминаю Лэйнга) снаружи, как знать? Одним из эффектов мистерий, если уж взяться о них говорить, является ежедневный восход Солнца, то есть, в частном случае этой великой метафоры, нормальное, размеренное, жизнетворящее, полное энергии функционирование психики. "Священное безумие" не для "этого мира", и Дионис берет человеческие судьбы под свое покровительство нечасто, даже в мирах запойных алкашей.