Герман Дилигенский - Социально-политическая психология

Непосредственным теоретическим источником концепции социальных представлений стала теория «коллективных представлений» французского социолога конца XIX — начала XX в. Э. Дюркгейма. От Дюркгейма идет их понимание как надиндивидуальных феноменов сознания, имеющих собственное содержание, не сводимое к сумме индивидуальных сознаний. Однако С. Московиси и его последователи относят к «социальным представлениям» отнюдь не любые социально признанные взгляды, теории и т.д., но лишь те, которые входят в сферу обыденного сознания, являются продуктом «здравого смысла» и «естественного», наивного мышления, регулируют повседневную жизнь людей, формируют их «практическое сознание». Очевидно, они отличаются этим не только от продуктов научного сознания, но и от идеологических и политических теорий, предназначенных для воздействия на массовое поведение. Так, если вернуться к случаю с деревенской старушкой, социальным представлением является ее убежденность в отсутствии селедки и керосина у несчастных трудящихся Запада, но отнюдь не марксистская концепция капитализма. В то же время с точки зрения рассматриваемой теории, научные и идеологические идеи являются одним из важнейших источников социальных представлений, однако они, как и вообще доступный обыденному сознанию «культурный фонд», поставляют ему лишь первичный материал, который затем трансформируется им применительно к требованиям практики и здравого смысла.

В чем же, согласно данной концепции, состоит та собственная интеллектуальная активность индивидов и групп, которая формирует социальные представления?

Прежде всего она соединяет понятие, которым обозначается соответствующий социальный объект, с его непосредственным восприятием. На этой основе создается образ объекта, который часто приобретает для субъекта символическое значение, как бы воплощая, представляя тот смысл, который объект имеет для его собственной жизнедеятельности. А в этом смысле содержится стимул практической деятельности субъекта, направленной на объект. Например, для предпринимателя представление о рынке — это и общее понятие рынка, и конкретный образ рыночных отношений, и обобщающий осмысленный символ всех тех действий, их возможных результатов, психических состояний и переживаний, которые он испытывает, участвуя в рыночных отношениях, и побуждения к этим действиям. В свете сказанного становятся более понятными, почему социальные представления характеризуются как одновременно объективное в субъективном и субъективное в объективном или как объединение стимула и реакции. Ведь в социальных объектах реализуются отношения между людьми, их собственная деятельность — следовательно, эта деятельность, направляющие их психические образования входят как органический компонент в саму структуру таких объектов.

Осуществляемую в социальных представлениях «конкретизацию абстракций», воплощение понятий в образы французские социопсихологи называют объективацией. Обретение объектом смысла для субъекта, ориентирующего его практическое поведение называют «укоренением». В процессе укоренения вновь сконструированных социальных представлений происходит также их взаимосогласование с теми, которые существовали в психике субъекта ранее, что обычно требует каких–то модификаций этих, более старых представлений и всей их системы. Таким образом этот процесс несет важную функцию интеграции новых знаний в психику людей.

В концепции социальных представлений еще очень много неясного. В частности, не вполне понятны критерии различения между познанием на основе обыденного здравого смысла и усвоением продуктов, научного или идеологического познания. Ведь рациональность и, следовательно, здравый смысл так или иначе, с одной стороны, направляют научную деятельность и присутствуют во многих идеологиях и политических учениях. С другой стороны, ни обыденный здравый смысл, ни утилитарная ориентация социальных представлений сами по себе не гарантируют их от стереотипизации, не обеспечивают их большего реализма, адекватности по сравнению, скажем, с идеологическими стереотипами. Переработка обыденным сознанием таких стереотипов совсем не обязательно «очищает» их от исходных когнитивных слабостей и искажений. Да и само обыденное сознание часто вырабатывает собственные стереотипы, стимулирующие поведение, иррациональное и разрушительное с точки зрения жизненных интересов его субъектов.

За примерами далеко ходить не надо: достаточно вспомнить об этнических и религиозных стереотипах, питающих агрессивные национализм и нетерпимость, кровавые гражданские войны и вооруженные конфликты. Другой лежащий на поверхности пример — иррациональное, разрушающее природные условия существования человечества экологическое, вернее, антиэкологическое поведение. В данном случае иррационализм воспроизводится в массовых масштабах несмотря на широкое распространение научных представлений об его губительных последствиях: обыденное сознание как бы отторгает вполне доступное ему научное знание.

Возможно, неясности, присущие концепции социальных представлений, удастся в той или иной мере преодолеть, если пойти по пути уточнения ключевых для нее понятий обыденного здравого смысла, прагматизма, утилитаризма. Здесь важно, во–первых, учитывать основополагающий факт: ограниченность возможностей человеческого познания в любых его формах и проявлениях. Разумеется, прогресс науки раздвигает эти границы, но в каждый данный исторический момент они остаются достаточно ощутимыми и узкими по сравнению с познавательными потребностями человека. «Я знаю только то, что я ничего не знаю» — этот парадокс античного философа сохраняет свое значение в наши дни. Правда, с той существенной оговоркой, что опыт научного прогресса обнаружил значительное опережение процесса познания природного мира по сравнению с самопознанием человека как его внутренней психической и личной, так и общественной жизни. Здесь не место обсуждать причины этого явления, достаточно просто напомнить, как часто мы не в состоянии понять и контролировать собственные побуждения и поступки, наши отношения с близкими людьми и тем более общественно–политические процессы, в которых мы так или иначе участвуем. Эта ограниченность познавательных возможностей присуща и обыденному, и научному познанию: сколько экономических, социологических, политических теорий оказались в той или иной мере ошибочными, не подтвержденными жизнью в тех или иных своих постулатах. Что же касается сознания обыденного, то оно сплошь и рядом хватается за иррациональные представления и решения именно потому, что остро ощущает бессилие понять суть, логику, причинно–следственные связи явлений общественно–политической жизни. Особенно в обстановке исторического перелома, обвальных сдвигов в обществе.