Герман Дилигенский - Социально-политическая психология

Применяя нашу терминологию, можно сказать, что в данном случае подтвердилось влияние на политику лидеров взаимодействия содержательных (сильный или слабый мотив стремления к власти) и процессуальных (коммуникативный стиль) компонентов их психологии.

Лидерство как взаимодействие

Важнейшая сущностная особенность политики состоит в том, что она представляет собой процесс взаимодействия людей. Виды, уровни и линии этого взаимодействия весьма многообразны, оно охватывает отношения внутри больших социальных групп и между ними; международные и межгосударственные отношения, которые реализуются главным образом на уровне государственного руководства, но также и на массовом уровне; отношения внутри малых контактных групп, функционально осуществляющих политическую деятельность или вовлеченных в нее, а также между такими группами. Взаимодействие неразрывно связано с общением людей, причем психологическая наука пока не достигла особой ясности в понимании взаимоотношения между этими двумя понятиями. Одни концепции (например, интеракционизм Дж. Мида) фактически отождествляют их, в других взаимодействие признается лишь одной из сторон общения, наряду с коммуникативной (обмен информацией) и перцептивной (восприятие людьми друг друга) его сторонами.

Феномен лидерства, в том числе и лидерства политического, в сущности представляет собой один из видов взаимодействия и общения. Словосочетание «одинокий лидер» выглядит абсурдным, лидером можно быть только по отношению к другим людям. В политической психологии интеракционистский подход к проблеме лидерства является одним из наиболее распространенных; как отмечают авторы американского учебника по этой дисциплине, для него характерно рассмотрение отношения «лидер–его последователи» как единицы анализа, он сконцентрирован на том влиянии, которое они оказывают друг на друга [181] Barber–Barry C., Rosenwein R. Psychological Perspectives on Politics. N.Y., 1986. P. 141. .

Некоторые авторы выделяют свойства лидера, характеризующие особенности его отношения к другим людям, его взаимодействия с ними в отдельный «социально–психологический» блок (наряду с мотивационным, когнитивным и т.д.). Такая операция наталкивается на серьезные трудности, пожалуй, даже превышающие те, которые, как отмечалось, возникают при любых попытках структурирования психики. Ведь реализуемые в общении отношения между людьми являются тем «пространством», в котором происходит формирование и функционирование большинства психических процессов. Мы видели, что из этих отношений рождаются многие потребности и мотивы людей, в том числе те, которые специфичны для психологии лидерства; те же отношения обусловливают процесс социальной идентификации. По данным политико–психологических исследований, мотивы, ориентированные на сферу общения, могут быть доминирующими в психологии лидера. Не менее трудно отделить социально–психологические характеристики от когнитивных: объектом знаний лидера, его образов действительности являются другие люди или их общности, а такие знания представляют собой перцептивную и коммуникативную стороны общения.

Для преодоления этих трудностей возможны два пути. Первый состоит в выделении процессуальных, имплицитных и эксплицитных черт, характеристик психологии лидера, образующих коммуникативный и перцептивный стили его отношений с другими людьми: общительность или замкнутость, дар убеждения или подверженность влиянию других, доверие, подозрительность, эмоциональный или трезво рациональный подход к ним и проч. и проч. Такие характеристики могут быть определены как социально–психологические в узком смысле этого понятия. К ним тесно примыкают «гибридные» образования, в которых социально–психологические характеристики сливаются с мотивационными, например инструменталистское, или основанное на эмпатии отношение к людям.

Второй путь состоит в том, что личность лидера рассматривается не как таковая, а именно в ее отношениях, «связке» с другими людьми, это отношение и становится объектом социально–психологического анализа. Избирая такой путь, мы сразу же сталкиваемся со значительной разнотипностью такого рода отношений, невозможностью рассматривать их как единое целое. Одно дело «горизонтальные» отношения между различными лидерами (государств, партий), другое — «вертикальные» между лидером, его последователями и массой, доверие которой он стремится завоевать. Это «вертикальное» взаимодействие и общение, в свою очередь, весьма неоднородно по своим механизмам и содержанию. По этим признакам их можно разделить на отношения лидер–масса, лидер–его активные сторонники (например, члены и активисты возглавляемой им партии или движения, поддерживающего его политический курс, высокопоставленные государственные служащие и военные) и отношения лидера с его «командой» (членами правительства, партийным руководством, узкими группами помощников и советников).

Поскольку на каждом из этих уровней отношений во взаимодействии с лидером находятся субъекты, различающиеся по своим интересам, целям, месту и роли в таком взаимодействии, логично анализировать конкретно каждый из них. Так, психологические аспекты взаимодействия и общения лидеров государств исследуются в рамках психологии международных отношений, выделившейся в особое научное направление. Социально–психологические отношения лидеров с населением своей страны и политическим активом целесообразно рассматривать в рамках анализа соответствующих групповых субъектов социально–политической психологии (которым посвящены последующие разделы книги). В контексте же данного раздела мы касаемся главным образом отношений, складывающихся в политических «командах».

На предыдущих страницах психология лидерства рассматривалась в основном как разновидность психологии индивидуальной. Такой подход связан с традицией политической психологии, главным объектом которой пока являются национальные лидеры — «первые лица» в государстве. В действительности субъектом лидерства, в том числе лидерства национально–государственного, далеко не всегда являются лица, формально облеченные высшей властью. Реальными индивидуальными лидерами становятся лишь деятели, обладающие соответствующими мотивационными, интеллектуальными и поведенческими качествами — вряд ли этот тезис нужно иллюстрировать общеизвестными примерами. Когда таких качеств у формального лидера нет, лидерство фактически делегируется другому лицу или группе. Здесь тоже возможны различные ситуации. В условиях наследственной монархии фактически лидером мог стать всемогущий «серый кардинал» (Ришелье, Борис Годунов, Бирон). Или же монарх, мало вмешиваясь в текущую политику, сохранял за собой роль высшей инстанции в определении принципиального направления политического курса и в выборе воплощающего этот курс лидирующего политика. В этих случаях политика государства нередко приобретала неустойчивый характер, зависела от конъюнктуры, влияния на монарха его непосредственного окружения и придворных интриг. В России такими чертами отличалось царствование Александра I и особенно — Николая II, последние годы которого отмечены уродливым явлением распутинщины. Современная действительность свидетельствует о том, что подобные ситуации — пусть не в столь экстремальной форме — возникают далеко не только в условиях монархии.