Клаудио Наранхо - ГЕШТАЛЬТ - ТЕРАПИЯ

Лен: Главное, что держит меня,- это друзья.

Я: Значит, можно заняться каждым из аспектов по отдельности.

Лен: Первый - это организованность - не думаю, что так уж мне досаждает. Я могу… откровенно говоря, я настолько уже вне этого, что даже готов пропустить мимо ушей, если мне вдруг заявят: «Ты, мол, учился на наши деньги». Мне на это наплевать. А теперь другой аспект, мои друзья. Это меня действительно беспокоит. Как быть с другом.

Я: А ты скажи ему, как это тебя беспокоит.

Лен: Другу?… Старик, я действительно какой-то загнанный. Но ты должен меня понять, особенно после лета, из-за той свободы, и как это все со мной было, и что единственное, что меня сейчас удерживает, это проклятое решение…

Я: Как звучит твой голос?

Лен: Извиняющимся?

Я: Скажи теперь то же самое, только как сукин сын. Никаких извинений.

Лен: Это трудно. Друзьям? М м м м. (Мягко). Старик, яив самом деле не… После лета мне стало ясно. Мне, это… меня немного затянула наша дружба, и это единственное, что меня сейчас держит.

Я: Ну, это почти то же самое [50]. (Смешки).

Лен: Да, затянуло, и я это… мне это нравится, мне с этим хорошо… Бывает боль. Часть ее - мое одиночество. Придется искать новых друзей. В этом чертово ощущение обязанности внутри меня, которое мне не нужно, в этом есть что-то, что даже если мне скажут: «Хорошо. Ты не обязан посвящать нам свою жизнь,» - они будут разочарованы во мне. В этом моя вина, а не их [51]. Это сидит во мне. Поэтому я чувствую себя связанным…

Я: И так далее. Хочу, чтобы ты сделал еще одно сейчас, просто повторяй: «Хороший мальчик, хороший» и еще что-нибудь такое же, чтобы поделиться с нами тем, что ты чувствуешь, что тебе приходит в голову [52].

Лен: Вы имеете в виду хорошего мальчика, как он себя чувствует сейчас?

Я: Только повторяй: «хороший мальчик, хороший мальчик, хороший мальчик».

Лен: Хороший мальчик. Ты хороший мальчик. У тебя все хорошо. Ты хороший мальчик. В голову приходят образы: «Хороший мальчик, но мне так и не удалось с тобой познакомиться».

Я: Хороший мальчик.

Лен: Хороший мальчик. Ты хороший. Знаешь, ты хороший мальчик (посмеивается). Я себе представил, как расхаживаю перед людьми, и каждый мне говорит: «Хороший мальчик. Хороший мальчик». А меня так и подмывает сказать себе: «А вот и нет». (Смех).

Я: Еще попробуй. Хороший мальчик.

Лен: Ты хороший мальчик. Ты хороший мальчик. Ох, и хороший же ты мальчик. Хороший. Хороший. Ты хороший мальчик. Хороший. (Как будто он собаку ласкает). Хороший. Хороший мальчик.

Я: У тебя выражение изменилось.

Лен: Отвращение. Так пусто, так омерзительно быть хорошим мальчиком.

Я: Ну, хорошо. Здесь и остановимся.

Термин «работа с грезами» использовался Фрейдом в отношении процесса, в котором видения грезящего рассудка протекают совместно с сознательным переживанием с тем, чтобы скрыть или раскрыть неосознанное значение в латентном символическом выражении. (Здесь я не буду вдаваться, верно ли, что символы видений действительно маскируют незрелое послание, или же, что правильнее будет сказать, что нам не удается понять их язык). В Гештальт-терапии выражение «работа с чувствами» в основном используется не для кодирования, а для раскодирования посланий видения.

Особенностью в гештальтном способе работы со сновидениями является то, что такая работа неинтерпретативна в своем подходе к воспоминаниям, физическим поступкам или симптомам. Мы считаем видение экзистенциальным посланием, которое можно понять, но к пониманию мы идем не через обдумывание. В данном контексте «понимание» относится к непосредственному восприятию содержания видения, а не к его интеллектуальному подразумеванию, точно так же, как «осознание» противопоставлено внутреннему знанию. При работе со сновидениями, как и в других аспектах Гештальт-терапии, путь к осознанию - это позволение переживанию самому о себе рассказать, а не размышление над ним. Это «проникновение» в видение, а не «обдумывание» его. В соответствии с этим важно, чтобы видение не только запоминалось, но и «вызывалось обратно к жизни». Только через переживание его в настоящем мы можем осознать, что означает видение. Желательно начинать с пересказа видения ы настоящем времени, как будто все происходит в данный момент.

Простая замена прошедшего времени на настоящее может внести огромную разницу в воспоминание, которое в этом случае может превратиться в грезу м в чувства фантазии. Всю метафоричность языка воспоминания можно почувствовать, говоря перед каждым предположением себе вслух или мысленно: «Это моя жизнь». Я был на сеансе у Перлса, когда он впервые решил попросить кого-то сделать так. Когда меня попросили вскорости после этого написать монографию по Гештальт-терапии для Эзаленского института, я это предложил в качестве подходящего приема для любых случаев, сейчас я понимаю так, что этот прием вошел в обычную практику многих терапевтов. Повторяя «Это моя жизнь», «Это мое бытие», «Это я сам» или что-то подобное после каждого высказывания о видении, пациент может, по крайней мере иногда, обрести связь, которая иначе была бы утрачена. Чаще всего некоторые детали менее подходят под обобщение, чем другие, однако, без всякого сомнения, развивается общая картина или центральный образ значения.

Произнесение: «Это моя жизнь: я носом качу орех» - вдруг заставляет пациентку осознать, насколько в реальной жизни смиренна ее роль, «коленопреклоненна», тревожащаяся о ничтожном, вместо, чтобы выпрямиться и обратиться к действительно важному. После того как значение позы становится для нее ясным, она может в грезе же выпрямиться, стать вначале против стены, а затем против важного в ее жизни индивида. Подобная фантазия спонтанно противоположна содержанию ее видения, но ведет к противоположному в реальной жизни. В другом примере после произнесения: «Это моя жизнь: Я вовсю гоню по шоссе, но хочется расслабиться и уснуть» - пациент понимает, что загнан в противоречие между стремительной, полной стрессов и суеты гонкой за благами и желанием расслабиться, отдохнуть и помечтать. Возможно, именно это привело потом к тому, что индивид перечеркнул всю суету своей жизни и полностью изменил ее образ.

Некоторые не способны выдать что-нибудь более существенное, чем сухое воспоминание образов из грез, вместо того, чтобы попытаться пережить воспоминания заново, это только подчеркивает их тенденцию к отчуждению грезы от «своего» переживания. Такое отчуждение в некотором смысле присутствует в каждой грезе, поэтому задачей Гештальт-терапии является реассимилировать ее содержание в эго и помочь индивиду принять ответственность за свои непризнаваемые силы, проецируемые «туда» в виде «странных образов». Когда попытка актуализации и соотношения видения не идет дальше словесной формулировки, такая реассимиляция может быть выполнена через обыгрывание различных элементов содержания.