Карл Юнг - К вопросу о подсознании (статья)

Так, если вы хотите понять сон другого человека, вы должны пожертвовать своими предпочтениями и подавить свои предрассудки. Это не так легко и не удобно, поскольку означает необходимость морального усилия, что любят далеко не все. Однако если исследователь не постарается критически взглянуть на свою точку зрения и признать ее относительность, он не получит ни правдивой информации о мышлении пациента, ни достаточного доступа к его сокровенным мыслям. Исследователь ждет от пациента по меньшей мере готовности прислушаться к его мнению и серьезно отнестись к нему. Аналогичное право должно быть и у пациента. Хотя необходимость таких отношений для взаимопонимания очевидна, психоаналитик должен постоянно напоминать себе для лечения пациента более важно понимание, а не то, сбудутся или нет теоретические прогнозы исследователя. Не всегда плохо, что пациент сопротивляется процессу расшифровки сна. Скорее всего, это означает какую-то "нестыковку". Или пациент что-то не совсем понял, или толкование не совсем верное.

При расшифровке символики сновидений другого человека нам почти всегда мешает привычка заполнять неизбежные пробелы в понимании проекцией своих мыслей и восприятия, как если бы пациент думал и чувствовал так же, как исследователь. Для борьбы с этой ошибкой я всегда настаивал на необходимости строго придерживаться материала конкретного сна, исключая все общетеоретические положения о сновидениях, кроме гипотезы о некоторойих осмысленности.

Из всего сказанного выше ясно следует, что изложить общие правила толкования сновидений невозможно. Предположив ранее, что основной функцией снов является, судя по всему, компенсация недостатков или искажений в сознании, я имел в виду, что такой подход весьма и весьма перспективен для раскрытия природы сновидений. В приводимых ниже примерах наглядно проявляется эта функция сновидений.

Один из моих пациентов был очень высокого мнения о себе и не подозревал, что почти все, с кем он сталкивался, приходили в раздражение от его вида морального превосходства. Он пришел однажды рассказать мне сон, в котором напившийся бродяга брел, шатаясь, по канаве. Этот сон вызвал у него лишь снисходительное замечание: "Это ужасно, как низко может пасть человек". Очевидно, что неприятное содержание сна было, по крайней мере отчасти, попыткой компенсировать его преувеличенное мнение о собственных достоинствах. Но оказалось, что это еще не все. Выяснилось, что у него был брат — опустившийся алкоголик. Таким образом, сон показал, что его завышенная самооценка была компенсацией за брата как с внешней, так и с внутренней стороны.

В другом случае одна женщина, гордившаяся своими познаниями в психологии, жаловалась на повторяющиеся сны о своей знакомой, о которой в обычной жизни она была невысокого мнения — как о нечестной тщеславной интриганке. Однако во сне она преображалась почти что в сестру, ласковую и приветливую. Пациентка не могла понять, почему ей снятся хорошие сны о неприятном человеке. На самом деле эти сны были попыткой передать мысль о том, что на ней лежит "тень" подсознательного, напоминающая по характеру ту женщину. Пациентке, имевшей четкое представление о себе, было сложно представить, что сон говорил об имеющемся у нее в подсознании комплексе силы и скрытых предубеждениях, не раз приводивших к крупным ссорам с друзьями. Ранее она винила в этом других, но только не себя.

Мы можем не заметить, проигнорировать или подавить не только "теневые" стороны нашей личности, но и ее достоинства. Как пример этого мне вспоминается один очень приятный и, судя по всему, скромный мужчина, стремившийся не привлекать к себе излишнего внимания. На любом мероприятии для него было важно не место — задние ряды его вполне устраивали, — а участие: обычно он деликатно, но твердо добивался приглашения. Спросив его о чем-нибудь, вы убедились бы в его хорошей информированности, но свое мнение он никогда не навязывал. Иногда он намекал, однако, что затронутый вопрос мог бы решиться значительно эффективнее и на более высоком уровне (впрочем, не разъясняя, как именно).

При этом ему постоянно снились беседы с великими деятелями прошлого — такими как Наполеон или Александр Великий. Было ясно, что сны эти компенсировали его комплекс неполноценности. Но было у них и еще одно значение. Сон как бы спрашивал за него: "Что же я за человек такой, если ко мне приходят столь высокие гости?" (В этом отношении содержание снов указывало на скрытую манию величия, уравновешивавшую комплекс неполноценности. Подсознательная мысль о некоей избранности обособляла его от окружающих реалий и позволяла оставаться равнодушным перед обязательствами, которые других бы омрачали. Он не чувствовал необходимости доказывать ни себе, ни другим, что превосходство его точки зрения вытекает из его больших достоинств.

В сущности, он неосознанно играл в двуличную игру, и сны пытались довести ее суть до сознания окольным образом. Ведь иметь в приятелях Наполеона, а в собеседниках — Александра Великого, такое может почудиться только человеку, страдающему от комплекса собственной незначительности. Напрашивается вопрос: а почему бы сну прямо и открыто не заявить об этом без всяких околичностей?

Меня нередко спрашивали об этом, да и сам я не раз задавал такой вопрос себе. Очень часто меня поражали ухищрения, на которые пускались сновидения, лишь бы избежать определенности в их сообщении или обойти главное звено. Фрейд допускал, что у психики существует специфическая функция, которую он назвал "цензорской". Он предположил, что се роль состоит в искажении снообразов, доведении их до вводящей в заблуждение неузнаваемости с тем, чтобы сбить с толку спящее сознание относительно действительного объекта сна. Пряча критическую мысль от спящего, "цензор" тем самым охраняет его от шока неприятных реминесценций. Я, однако, скептически отношусь к теории о том, что сны — это стражники крепкого сна, ведь часто они мешают спать.

Скорее это выглядит, как будто сознание "высвечивает" подпороговое содержимое психики. Подсознание хранит идеи и образы в существенно меньшем напряжении, чем то, что присуще осознанному состоянию. Под порогом сознания теряется яркость изображения, а связи между образами и идеями становятся менее последовательными и рациональными, более зыбкими, близкими к аналогии и, следовательно, все более неразличимыми. Это ощущается и в состояниях, близких ко сну, усталости, ознобе или отравлении. Но если что-то вдруг добавляет энергии любому из этих туманных образов, то по мере продвижения от неосознанности к порогу осознания восприятие их становится четче.