Зигмунд Фрейд - ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА МАЗОХИЗМА

** С фантазиями полностью согласуются реальные мероприятия мазохистских извращен­цев, проводятся ли они в качестве самоцели, или же служат для установления потенции и введения к поло­вому акту. В обоих случаях — ведь мероприятия эти суть лишь игровое исполнение, инсценировка фанта­зий — явное содержание [мазохизма] таково: оказаться с заткнутым ртом,*** связанным, больно избитым, отхле­станным, каким-то образом обиженным, принужден­ным к безусловному послушанию, облитым грязью, униженным. Гораздо реже и лишь со значительными ограничениями в содержание это вводится также какое-то увечье. Лежащее на поверхности и легко достижимое толкование состоит в том, что мазохист хочет, чтобы с ним обращались, как с маленьким, беспомощным и за­висимым ребенком, в особенности же — как со скверным ребенком. Излишне приводить примеры конкретных случаев — материал здесь достаточно однороден и до­ступен любому наблюдателю, в том числе и не аналити­ку. Если же возникает возможность изучить те случаи, в которых мазохистские фантазии испытали особенно богатую разработку, тогда легко сделать открытие, что они перемещают мазохиста в ситуацию, характерную для женственности, т. е. обозначают [его превращение в] существо кастрированное, выступающее объектом коита, рожающее. Поэтому я и назвал мазохизм в этом его проявлении женским, как бы a potiori, хотя столь многие его элементы отсылают к детскому периоду жиз­ни. Это взаимное наслоение детского и женского позже найдет себе простое объяснение. Кастрация или замещающее ее ослепление нередко оставляли в фантазиях свой негативный след, [заметный в выдвигаемом мазо­хистом] условии, чтобы именно гениталиям или глазам не наносилось никакого вреда. (Впрочем, мазохистские истязания редко производят столь же серьезное впечатление, как — нафантазированные или инсценирован­ные — жестокости садизма). В ясном содержании мазо­хизма находят себе выражение и чувство вины: мазо­хист предполагает, что совершил какое-то преступле­ние (какое — остается неопределенным), которое он должен искупить всеми этими болезненными и мучи­тельными процедурами. Это выглядит как некая повер­хностная рационализация содержания мазохизма, но [на деле] за этим скрывается связь с детской мастурба­цией. С другой стороны, этот момент виновности выво­дит к третьей, моральной форме мазохизма.

** См. выше, раздел VI статьи “Ребенка бьют”. — Пер.

*** Любопытно, что Фрейд выделяет это “geknebelt sein”, подчеркивая тем самым бессловесность мазохиста, точнее его инфантильность (лат. infans букв. “не обладающий даром речи”). — Пер.

Описанный нами женский мазохизм целиком поко­ится на первичном, эрогенном, удовольствии от боли, объяснение которому без заходящих далеко вспять сооб­ражений дать не удается.

В “Трех очерках по теории сексуальности”, в части, посвященной истокам детской сексуальности, я выдви­нул утверждение, что сексуальное возбуждение возни­кает как побочный эффект при большом скоплении внутренних процессов, как только интенсивность этих процессов переступила известные количественные гра­ницы. Я утверждал даже, что в организме не происходит ничего сколько-нибудь значительного, что не отдавало бы своих компонентов для возбуждения сексуального влечения.* Поэтому и возбуждения от боли или неудо­вольствия должны были бы иметь тот же результат. Это либидинозное совозбуждение при напряжении, свя­занном с болью или неудовольствием, могло бы оказать­ся неким детским физиологическим механизмом, дейст­вие которого позднее прекращается. Оно могло бы пре­терпеть различное по степени развитие в различных сексуальных конституциях, но в любом случае выдало бы то физиологическое основание, на котором затем происходит психическое построение эрогенного меха­низма.

* См. 3. Фрейд. Психология бессознательного. М., 1989, с. 173. — Пер.

Недостаточность этого объяснения проявляется, од­нако, в том, что оно не проливает никакого света на закономерные и тесные соотношения между мазохиз­мом и его партнером в инстинктивной жизни, садизмом. Если мы отступим вспять чуть дальше, к своей гипотезе о наличии двух родов влечений, которые, как мы дума­ем, действуют в [любом] живом существе, то мы придем к другому, но не противоречащему вышеприведенному, выводу.

Либидо встречает в [многоклеточном] живом орга­низме господствующее там влечение смерти или раз­рушения, которое хотело бы разложить это клеточное существо и перевести в состояние неорганической ста­бильности (хотя последняя может быть лишь относительной) каждый элементарный организм в отдельно­сти. Либидо имеет своей задачей обезвредить это раз­рушительное влечение, и оно справляется с нею, в значительной мере отводя его — обратившись вскоре к помощи особой органической системы, мускулатуры, — вовне, направляя его против объектов внешнего мира. Оно получает тогда имя влечения разрушения, влече­ния овладения, воли к власти. Часть этого влечения не­посредственно ставится на службу сексуальной функ­ции, где ей надлежит сыграть важную роль. Это и есть собственно садизм. Другая часть не участвует в этой передислокации вовне, она остается в организме и либи­динозно связывается там при помощи упомянутого сек­суального совозбуждения; в ней-то мы и должны при­знать изначальный, эрогенный мазохизм.**

** Ср. гл. IV “Я и Оно”, а также гл. VI “По ту сторону принципа удовольствия”. — Пер.

Нам недостает физиологического понимания того, какими путями и какими средствами либидо может осу­ществлять это обуздание (Bndigung)*** влечения смер­ти. Оставаясь в психоаналитическом кругу идей, мы мо­жем лишь предположить, что здесь осуществляется не­кое весьма эффективное смешение и амальгамирование двух родов влечений в меняющихся пропорциях, так что нам вообще приходится иметь дело не с какими-то чис­тыми влечениями смерти и жизни, но лишь с их смеся­ми, в которые они в различных количествах вступают. Смешению влечений в известных условиях может соот­ветствовать их расслоение (Entmischung).**** Настолько велики части влечения смерти, которые ускользают от подобного связывания (Bindung) с либидинозными примесями, — этого мы в настоящее время отгадать не в состоянии.

*** Это выражение используется Фрейдом в поздней статье о “Конеч­ном и бесконечном анализе” (1937), но еще в своем “Проекте” 1895 года он говорил об “обуздании” воспоминаний (часть III, раздел 3, в: Aus den Anfngen der Psychoanalyse, London, 1950). — Пер.

**** Подробности о “смешении” (Vermischung) и “расслоении” (Entmischung, англ, defusion, фр. dsintrication) см. “Я и Оно” (гл. 3 и 4). — Пер.

Если быть готовым оставить в стороне некоторую не­точность, то можно сказать, что действующее в организ­ме влечение смерти — первосадизм — тождествен мазо­хизму. После того, как главная его часть была перенесе­на вовне, на объекты, внутри, в качестве его остатка, сохраняется собственно эрогенный мазохизм, который, с одной стороны, стал компонентом либидо, с другой же, все еще имеет своим объектом собственное Я. Итак, этот мазохизм мог бы быть свидетелем и пережитком той фазы развития, в которую произошло столь важное для жизни легирование влечения смерти и Эроса. Мы не удивимся, услышав, что при определенных обстоятель­ствах садизм, разрушительное влечение, которое было обращено вовне, спроецировано, может быть вновь инт­роецировано, обращено вовнутрь, регрессируя, таким образом, на свою более раннюю ступень. Результатом этого является возникновение вторичного мазохизма, добавляющегося к первоначальному.

Читать дальше