Виктор Аллахвердов - Методологическое путешествие по океану бессознательного к таинственному острову сознания

Но пока, всё же, остается грустно развести руками и признать, что ясного логического выхода из обсуждаемого тупика никем не было предложено. О чем, собственно, идет речь, когда мы говорим о сознании, на самом деле никому не известно. В общем, как точно сказал М.К. Мамардашвили, «сознание есть нечто такое, о чём мы как люди знаем всё, а как учёные не знаем ничего». [85] Мамардашвили М.К. Необходимость себя. М., 1996, с.215. Но, уважаемые коллеги-психологи, если мы ничего не знаем о сознании, то чтó же мы вообще как психологи знаем?

Вот ещё одна удручающая многих разновидность онтологической проблемы: с чего вдруг на каком-то этапе эволюции биологических систем возникает социальное? Б.Ф. Поршнев удачно формулирует базовое противоречие: «социальное нельзя свести к биологическому. Социальное не из чего вывести как из биологического». [86] Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. М., 1974, с.43. Существует несколько неудачных, хотя и весьма популярных версий происхождения социального. К ним стоит приглядеться повнимательнее, чтобы почувствовать всю трагичность ситуации.

Первая версия: чем выше на эволюционной лестнице находится животное, тем более совершенные способы приспособления оно вынуждено использовать. Так, согласно А.Н. Леонтьеву, когда животные переходят к более сложным формам жизни, им уже требуется психика. Психика, тем самым, есть продукт усложнения жизни, – вторят Леонтьеву его последователи. Поэтому, даже утверждают они, психическая деятельность возникает раньше нервной. [87] См., например, Фабри К.Э. Научное наследие А.Н. Леонтьева и вопросы эволюции психики. // А.Н. Леонтьев и современная психология. М., 1983, с.104. Данная версия уже на этой стадии рассуждений выглядит крайне загадочно. Жил, например, себе червь и до сих пор живёт. Зачем было его потомкам усложнять себе жизнь? Не понятно, зачем вообще животное передвигается по эволюционной лестнице, если ему там труднее выжить. Сам Леонтьев чувствовал проблему. Поэтому он к предшествующему высказыванию о роли усложнения жизни в возникновении психического добавлял характерное « и наоборот »: само усложнение жизни – следствие способности психического отражения. [88] Леонтьев А.Н. Проблема развития психики. М., 1972, с.26. После такого дополнения данное Леонтьевым объяснение о происхождение психического можно считать аннулированным.

Как бы то ни было, но "наиболее развитая ветвь животного мира" – человек – достигает пика эволюции. Тут уже, говорят сторонники данной версии, ему и психики становится мало: он конструирует социальные (в частности, трудовые) отношения. И.Л. Андреев поясняет это так: человек оказывается перед выбором «либо вымереть, либо найти "неживотные" средства, чтобы выжить». [89] Андреев И.Л. Происхождение человека и общества. М., 1982, с.164. Но как так происходит, что животное, которому не хватает животных средств, не погибает? Как оно способно породить "неживотные" средства, которых у него до этого не было?

Представители второй версии чувствуют логическую несуразность первой. В.Г. Асеев утверждает: повышение психических возможностей никакому живущему организму не только не нужно, оно гибельно. [90] Асеев В.Г. Мотивация поведения и формирование личности. М., 1976, с.41. По этой второй версии, всё происходит строго наоборот. Не новые функциональные задачи вызывают необходимость возникновения ранее неведомых способов приспособления, а новые способы приспособления порождают решение новых задач. Так, биологическая эволюция мозга приводит к тому, что сам этот орган всё более и более усложняется. А чем сложнее любая система, тем она медленнее, тем труднее перестраивается, а потому должна погибнуть. Единственный путь – использовать свои преимущества, например, по предугадыванию и объяснению хода будущих событий. Л.И. Божович так объясняет возникновение социального в онтогенезе: «Кора головного мозга ребёнка уже с момента рождения представляет собой орган такой степени сложности, при которой он для своего развития нуждается в специальной организации раздражителей со стороны взрослого человека и в постоянном их усложнении». [91] Божович Л.И. Личность и её формирование в детском возрасте. М., 1966, с.194. Кора должна функционировать, иначе организм погибнет. Ведь если раздражений не хватит, утверждает Божович, то это может вызвать смерть. А потому становление социальных отношений становится биологически целесообразным.

В свою очередь, представители первой версии видят логическую странность второй. Усложнение головного мозга не имеет никакого биологического оправдания, говорят они. Ведь такое сомнительное эволюционное приобретение приносит организму только вред. Беспомощные человеческие существа с огромным мозгом должны были бы погибнуть, а не создавать социальные отношения. В чём же может быть биологический смысл вредных эволюционных изменений? Я знаю только один логически выверенный, хотя и весьма головокружительный, ответ на сделанное возражение. Его автором является Б.Ф. Поршнев.

Он, прежде всего, признает: мышление и в антропогенезе, и в онтогенезе у ребёнка на первых порах всегда вредно для организма, так как делает его беспомощнее по сравнению с животными. «Но как же, если исключить всякую мистику, объяснить это «неполезное» свойство? Ведь естественный отбор не сохраняет вредных признаков». [92] Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. М., 1974, с.367. И придумывает логический трюк, специально сконструированный, чтобы распутать столь коварную головоломку: это свойство, утверждает он, могло сохраниться только в результате искусственного отбора. И далее рассказывает, по сути, детективную историю. Архантропы, по его словам, были людоедами. Они поедали наиболее беспомощных представителей своего вида. Постепенно они стали специально разводить представителей «поедаемой ветви». В результате наиболее беспомощные постепенно становились ещё беспомощнее, но зато со всё более большими головами и, как важное следствие для архантропов, с очень вкусными мозгами … Поэтому-то достаточно быстро произошло формирование неоантропов. Ну, а уж затем сформировавшиеся неоантропы воспользовались преимуществом своего огромного мозга и – за счёт возникших интеллектуальных преимуществ – породили социальные отношения и расправились с архантропами. Экзотичность этой версии лишь подчёркивает, какие невероятные (и, признаюсь, мало чем обоснованные) гипотезы приходится выдвигать, какие логические трудности преодолевать, чтобы объяснить происхождение социального усложнением мозга.