Эрих Фромм - Дзэн-буддизм и психоанализ

Влияние общества, однако, не ограничивается лишь насаждением в человеческом сознании вымыслов и ложных идей. Его роль заключается и в том, что оно не позволяет нам осознать реальность. Теперь мы подошли непосредственно к проблеме вытеснения и формирования бессознательного.

Животное способно осознавать окружающие его предметы; говоря языком Р. М. Бэкки, его сознание можно определить как «простое». Человек же в своей способности осознавать самого себя как предмет своих переживаний, обладает самосознанием, что отличает его от «простого сознания» животного. Однако осознание у человека может происходить по — разному, что вызвано, видимо, очень высокой степенью сложности этого процесса. То или иное переживание способно перейти в разряд осознанных лишь при условии, если оно будет выражено в категориях, доступных сознательному мышлению. Такие понятия, как «время» и «пространство», универсальны по своей природе, что обеспечивает их общее для всех людей восприятие. Такая категория, как «причинность», является доступной для многих, но не для всех типов сознательного мышления. Некоторые категории существуют лишь в рамках какой‑либо определенной культуры. В любом случае переживание может быть осознано только при условии возможности его идентификации, сопоставления и определения в рамках категорий той или иной концептуальной системы. Данная система по природе своей есть продукт социальной эволюции. Система категорий, определяющая принципы осознания, получает развитие в каждом обществе благодаря жизненному опыту и тому или иному способу определения, чувствования и понимания. Такая система играет роль своеобразного фильтра: она есть реалия того или иного общества. Только пройдя через этот фильтр, переживание сможет стать осознанным. В данном случае перед нами возникает необходимость рассмотреть принцип работы этого «социального фильтра», чтобы понять, как он может пропускать через себя одни переживания на пути к их осознанию и задерживать другие.

В первую очередь нужно помнить о том, что не все переживания легко осознаются. Наиболее легко осознаются физические переживания, например боль, а также и такие, как сексуальное влечение, голод и т. п. Бесспорно, в разряд осознанных легко переходят те переживания, которые являются жизненно важными — либо для конкретного индивида, либо для группы индивидов. Более же утонченные и сложные по своей природе переживания могут легко осознаваться в одних культурах и не осознаваться в других. Например, благоговейное созерцание ранним утром бутона розы с каплей росы, пока солнце еще не встало, воздух прохладен и слышится пение птиц, легко осознается японцем. Для западного же человека подобное переживание, скорее всего, останется неосознанным, поскольку оно в его глазах недостаточно «важное» или «событийное». Роль, которую играют те или иные утонченные эмоциональные переживания в культуре конкретной страны, определяет легкость их сознательного восприятия. Очень часто в одном языке может не существовать слов, определяющих какое‑либо эмоциональное переживание, в то время как в другом их может быть много. Например, в английском языке вся гамма эмоций от эротического чувства до братской и материнской любви выражается словом «любовь» (love). В случае если какие‑либо эмоциональные переживания не находят выражения в разных словах конкретного языка, они фактически остаются неосознанными; также является верным и обратное. В целом можно утверждать, что редко осознаваемыми являются те переживания, для которых в данном языке нет соответствующего слова.

Однако фильтрующие свойства языка проявляются не только в этом. Разнообразие слов, используемых для обозначения того или иного переживания, — лишь один из аспектов проявления межъязыковых различий. Языки отличаются друг от друга на синтаксическом, грамматическом и семантическом уровнях. В любом языке проявляется отношение к жизни говорящего на нем народа. Язык — это своего рода слепок определенного способа переживания бытия. Приведем несколько примеров. В некоторых языках глагольная форма «идет дождь» может иметь коренные отличия по семантике, зависящие от контекста: веду ли я речь о дожде из‑за того, что попал под дождь и промок; либо я наблюдаю из хижины, как идет дождь, либо я услышал от кого‑то, что он идет. Данный пример наглядно демонстрирует, что заострение внимания на обстоятельствах переживания того или иного явления оказывает значительное влияние на то, как эти явления переживаются. (Например, для нашей современной культуры не имеет принципиального значения источник знания какого‑либо факта: будь то прямое или опосредованное переживание либо сообщение других людей. Важен лишь чисто интеллектуальный аспект знания.)

Или другой пример. В древнееврейском языке видовая особенность глаголов (совершенный — несовершенный вид) имеет более важное значение, чем временные отличия (прошлое, настоящее, будущее), имеющие второстепенное значение. Для латыни обе категории (и времени, и вида) одинаково важны, в то время как английский язык делает акцент на времени совершения действия. Очевидно, что подобные различия в способах спряжения глаголов являются отражением различий в переживании событий.

Различия в употреблении глаголов и существительных в разных языках или даже у разных людей, говорящих на одном языке, — еще одно проявление данного феномена. Существительное имеет отношение к предмету, в то время как глагол — к действию. Так как все больше людей в наше время мыслит категориями обладания вещами, а не существования или действия, это находит отражение в их речи: существительные они употребляют охотнее, чем глаголы. То, как человек переживает, какие из переживаний им осознаются, — все это передает язык на уровне лексики, грамматики, синтаксиса, строем языка в целом.

Управляющая человеческим мышлением в рамках конкретной культуры логика представляет собой второй уровень фильтра, допускающего осознание переживаний. В данном случае хорошим примером служит различие между аристотелевой и парадоксальной логикой.

В основе аристотелевой логики лежат три закона: закон тождества гласит, что А есть А; закон противоречия — А не есть не А; закон исключенного третьего — А есть либо В, либо не В. По мысли Аристотеля, «…в одно и то же время быть и не быть нельзя… это самое достоверное из всех начал».

Однако существует и другая логика, которую в противовес аристотелевой можно назвать парадоксальной. В данном случае высказывается идея о том, что А и не А не являются взаимоисключающими объектами как предикаты X. Парадоксальная логика превалировала в китайской и индийской мысли, философии Гераклита. Позже она получила развитие у Гегеля и Маркса под названием диалектики. Достаточно четко концепция парадоксальной логики была выражена у Лао — цзы: «Правдивые слова напоминают о противоположном им» и, кроме того, Чжуан — цзы: «Это есть это. Не это — также это».