Эдвин Поляновский - Урок

– Чего ты вдруг? Я и то плохо помню, а ты вообще их семью не знал.

В самом деле, с чего вдруг началось это наваждение? Я еще не совсем проснулся. Ах, да.

– Да, Валя же Малышева здесь. Вчера два раза была, не застала тебя. Ну, мы с ней посидели, поболтали – так, ни о чем. И представляешь, Леночка эта мне приснилась. Взрослая. Она и я. Мы вдвоем, и я ее потерял. Обожди, не улыбайся. У меня таких чувств, как в этом сне, никогда не было, да таких и не бывает. Один то ли ученый, то ли философ сказал: это еще не известно, где человек – живет, а где – существует. Может, это и есть настоящая жизнь – во сне. А все остальное – суета.

Про сон и про жизнь я знаю все. Однажды приснилось: сижу на берегу, удочку забросил. На зорьке. И все утренние лесные и речные запахи – чувствую. Ни одной рыбешки нет, но ожидание такое острое. Проснулся и подумал – сколько лет зря прожил, потерял, ни разу рыбу не удил. Потом как-то, позже, в командировке, директор одного рыбного хозяйства решил сделать приятное, пригласил удить из водоема рыбопитомника. Зеркальный карп, амур... – руками лови, они за нашими крючками в очереди стояли. Директор эту рыбу в кучу сваливает – трепыхаются на жаре, задыхаются, серебряная чешуя в песке, в грязи. И мне кричит: «Тяни!» А я не могу: противно. Но тянул...

Дверь за матерью уже закрылась, сон оборван. Но я снова зарываюсь в подушку.

Однако этот запах из коммунального коридора... Я встаю очень тихо, чтобы окончательно не растрясти сон, шлепаю босиком к окну, забитому решеткой (это еще старые жильцы, до нас, забили: первый этаж, мало ли), и открываю форточку. Оттуда – зима, снег... Ложусь как раз между форточкой и дверью в коридор. Что мне доснится теперь?

Полудрема. Лену не нахожу. Кто-то незнакомый показывает мне ее фотокарточки: лицо чужое, я не узнаю ее, подурнела. Но я помню, что она должна быть красивой, поэтому по-прежнему не могу без нее. В этой дремоте я не против хотя бы такого полупродолжения сна. Ведь и это может исчезнуть.

Но я часто просыпаюсь. Наверное, потому, что невольно жду звонка: должны прийти слесари. Вчера они уже приезжали на большой крытой машине с надписью «Аварийная» и высыпали из нее, как десантники. Их было много. Я подсчитал – семеро. Все семеро вошли в комнату – молодые, с ног до головы грязные, в высоких сапогах. Двое возились в туалете и в ванной, пятеро стояли, смотрели на них. Потом все семеро вышли во двор, проверили колодец – не замусорен ли? Нет, хорошо. Потом через маленький полутемный коридор протянули с улицы большой металлический трос. Что-то отвинчивали, привинчивали. В коридор и даже в комнату хлынула грязная вода, ходить можно было действительно только в сапогах.

Потом они ушли, а один задержался в дверях.

– Ну, мы вам тут все сделали.

– Спасибо.

– Все хорошо, течь не будет.

– Спасибо.

Я прошел на кухню, распахнул окно. Когда возвращался, слесарь еще стоял у порога.

– Так мы вам почистили.

– Спасибо-спасибо.

– Слушай, хозяин... На пивко не дашь?

Я протянул ему два рубля.

Через несколько секунд вернулся другой десантник с резиновой прокачкой в руках. Протопал в ванную, что-то качнул раза два, вышел, остановился возле меня и тихо сказал:

– Ну, хозяин, все у тебя будет в порядке.

– Спасибо.

– И течь больше не будет.

– Я знаю. Спасибо.

– Слушай, хозяин. Как там на пивко бы, а?

Интересно, сегодня эти же семеро приедут или другие?

Что-то со мной случилось. Уже несколько дней после сна я хожу блаженный. Кровь тепло разливается по жилам, дышится глубоко, широко. Странно, но я чувствую, что окреп физически, мышцы налились, как после хорошей нагрузки, я чувствую их упругость и силу. Вероятно, возрожденный для чувств мозг возродил ясную и сильную нервную систему, мышцы и так далее.

Я очень хочу еще раз увидеть этот сон, чтобы укрепить воскресшие вдруг силы. На каком же боку я спал тогда, на левом или на правом? Беспокойно ворочаюсь, вспоминаю. Может быть, я случайно нажал тогда на какую-нибудь артерию, как на клавишу музыкального инструмента? Он где-то рядом, этот сон, который оказался длиннее, чем ночь.

...Мне, наверное, надо просто сесть в поезд и ехать в Ленинград. Конечно, мне нужно срочно ехать сейчас в Ленинград.

Я спускаюсь в метро. До вокзала – рядом: «Белорусская», «Новослободская»... Что-то мне нехорошо, щемит. Что это – сердце?..

Никуда я не поеду. Просто выйду на платформу и посмотрю на поезд, который идет в Ленинград.

«Новослободская», «Проспект Мира». Значит, все эти годы там, глубоко в подкорке, что-то еще теплилось, как трава под снегом.

«Проспект Мира», «Комсомольская»... Сейчас вокзал... Я только взгляну на поезд и вернусь домой. А если случайно зайду в вагон, случайно не выйду где-нибудь по дороге – в Калинине или Малой Вишере, если совершенно случайно окажусь вдруг в Ленинграде... никого я искать не буду. Ведь все это уже было, было.

– Хотите, я буду играть для вас на рояле?

...

...

...

Нет времени – остановиться, нет сил – вздохнуть.

Калинин, Бологое, Малая Вишера... Я расскажу ей про сон. Она посмотрит внимательно:

– Понимаю вас. Понимаю. Все знакомятся примитивно: девушка, я вас где-то видел. А вот вы мне – про сон. Оригинально.

Ах, как будет неудобно. Стыд-то какой. Как будто в длинном коридоре открывается одна из бесконечных дверей, высовывается рыжий ушастик, кричит мне: «пОмОр» и показывает длинный язык.

А рядом стоит красивая мама Лены и смотрит на мои залатанные валенки.

1980 г.

С момента появления очерка в газете прошло уже немало времени. Сейчас Анатолий Лапутин – доктор наук, профессор.

Толя Кущ стал скульптором. Через несколько лет после публикации этого очерка он получил звание заслуженного художника Украинской ССР и лауреата республиканской премии Ленинского комсомола имени Николая Островского.