Юрий Орлов - Стыд. Зависть

И возникает вопрос: «Чья концепция лучше для выживания?» Это чистый эксперимент! Оказывается, с точки зрения обычного человека абсурдная концепция Августина способствует выживанию в большей степени, чем концепция Пелагея, и, к чести отцов церкви, когда шла эта дискуссия, все-таки пелагианство было объявлено ересью. О чем это говорит? Каким образом они почувствовали, что все-таки закон предопределения более приемлем? Действительно, когда мы принимаем свою судьбу, то становимся более благополучными. Когда мы ее не принимаем и сражаемся с ней, мы можем иметь победы, какие-то успехи, но что? Мы истощаемся в этой борьбе. Кому это выгодно? Сообществу выгодно, чтобы я изматывался, что-то делал, чтобы после меня осталось то, что можно растранжирить, продать и тому подобное. Поэтому человек, если вовремя остановится и подумает, чему учил Спаситель, и о смирении, то он будет более благополучным, так что сказать, что очевидное и то, к чему мы привыкли, всегда лучше, неправильно.

Мы закончили обсуждение строения стыда и теперь можем перейти к решению задачи, поставленной в заголовке этой главы. Здесь, естественно, будут повторения ранее сказанного, чтобы лучше запомнить нужные действия ума.

Познание эмоции стыда предусматривает осознание моих ожиданий относительно себя, моего реального бытия (состояния, способностей, поведения, принадлежности) и акта сличения этих двух сторон и обнаружения рассогласования.

Зададим еще раз себе вопросы:

Каким следовало мне быть, чтобы мне не было стыдно?

Каков я был, раз мне было стыдно?

По каким чертам моего «Я» происходит расхождение, порождающее мой стыд?

Размышляя над своими переживаниями, включив в созерцание ожидания других, перед которыми мне стыдно, я отделяю мой стыд от чувства вины. Для этого я задаю себе дополнительно вопросы:

Какими были ожидания другого относительно моего поведения?

В какой степени они реалистичны?

Такие вопросы способен задать себе человек, изучающий саногенное мышление. Ответ на эти вопросы приводит к отделению моего стыда от себя, к его объективации структуры эмоции. С момента, как я делаю стыд предметом моего созерцания, он перестает действовать на меня.

Я отстраняюсь от моих ожиданий относительно себя, что позволяет ослабить действие стыда. Это сделать легче, если я стараюсь понять источник происхождения моих ожиданий относительно себя.

Зная, что эти ожидания усвоены мной от общения с близкими, будет полезно ответить на вопросы:

Почему они именно так думали обо мне?

Знали ли они мои возможности и индивидуальные особенности?

Склонны ли были они переоценивать меня и почему?

Принимали ли они меня не только «хорошим», но и «плохим»?

Испытывали ли они гордость или стыд за меня?

А теперь вопросы, касающиеся меня.

Я хвастал, наобещал и не сделал. Почему хвастал и обещал? Мне, может быть, хотелось быть значимым и полезным для них, мне хотелось проявить к ним свое расположение, и я не нашел ничего лучшего, как наобещать, а сейчас мне стыдно.

Мне неприятны мысли: «Что они думают сейчас обо мне, какие чувства испытывают в связи с моей необязательностью?»

Но мне становится легче, если я думаю: «А не преувеличиваю ли я те неудобства, которые я им причинил?

Может быть, они этого и не заметили или не придают им значения?

Насколько я в их глазах выгляжу хуже других, подобных мне?»

Помните, что искренние и письменные ответы на эти вопросы обладают необыкновенной терапевтической силой.

Сравнение себя со своей Я-концепцией к стыду прибавляет еще и чувство вины. Можете отказаться от сравнения? Если да, то прекрасно. Если же вы не можете отказаться от сравнения, то вам придется научиться не придавать значения результатам этого сравнения. Акт присваивания значения представляет собой отдельный умственный акт, который вы можете контролировать.

Отказ от сравнения своего поведения со своими ожиданиями и ожиданиями других, отказ от оценки ослабляет переживание рассогласования ожиданий и реальности. Интеллектуализируя свое состояние, мудрый человек отделяет стыд и вину от своего Я и ослабляет энергию этих эмоций.

Напоминаю речение Иисуса: «Не судите да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким и будете судимы» (Мф. 7, 1-5).

Если я привык судить другого, постоянно оцениваю его поведение, то я накапливаю чувствительность в себе. С той же страстностью, как я оцениваю и сужу других, я сужу и себя и немедленно получаю возмездие в виде моего стыда.

Отказаться от сравнения трудно, так как мы привыкли это делать с другими и привыкли быть объектом сравнения со стороны других людей. Однако если я каждый раз буду рассматривать элементы сравнения по отдельности и буду отстранять от себя результат сравнения, то постепенно научусь контролировать акт сравнения и тем самым я ослабляю свою эмоцию.

Отказываясь от сравнения себя со своей Я-концепцией, я нейтрализую свой стыд, и он теряет силу, то есть теряет способность притягивать к себе психическую энергию. Пора побуждаться к добродетели Разумом, без бичевания себя стыдом!

Наивно думать, что это можно сделать, не приобретя ментальных навыков и привычек саногенного мышления.

Москва,

июль 1999 г.

Пожалуй, среди эмоций, движущих революциями, преступлениями, борьбой за власть, явно или скрыто стимулирующих войны, которые причиняют большие страдания людям, зависть является главной. Она является той аффективной основой, которая раскручивает маховик большинства общественных движений. Зависть — это изнанка гордости. Ее можно определить как ущемление человеческой гордости. Для того чтобы начать войну, нужно убедить народ в том, что другой народ (или страна) ущемляет его национальную гордость. Революция невозможна без зависти. Когда экономисты выводят закон о том, что сила социального напряжения зависит от величины разрыва в доходах 10% самых богатых людей и 10% самых бедных, то этот закон является косвенным описанием количества зависти, которую переживают люди данного общества. Именно эта зависть преобразуется во вражду и ненависть, которые ведут к социальным потрясениям.

О зависти думали и пытались дать ей определение многие мыслители. Даль в своем словаре определяет зависть как досаду по чужому добру, нежелание добра другому, а одному себе. Здесь зависть понимается как некое эгоистическое чувство собственности. Бекон описывает не зависть саму по себе, а подчеркивает то агрессивное чувство, которое возникает из сравнения себя с ближним в своих достоинствах. Философ усматривает в основе зависти акт сравнения себя с другим человеком с целью ожидания превосходства над ним. В результате — агрессия, направленная против того кто превосходит завидующего. Декарт отмечает, что зависть — это порок, огорчающий как его обладателя, так и других. Спиноза рассматривает зависть как вид ненависти. Он не видит того, что зависть и ненависть — разные эмоции и что ненависть скорее порождается завистью, а не является сама таковой. Ларошфуко различает эти эмоции и обращает внимание на то, что «зависть еще непримиримее, чем ненависть». Для него эти две эмоции однопорядковые, и он ставит их рядом, а на самом деле сама непримиримость проистекает от зависти. И. Кант, описывая проявления зависти в поступках человека, постулирует существование черной зависти, проявляющейся в виде неприязни. Черная зависть при этом выступает как мотив поступка, враждебно направленного против завидуемого.