Отто Кернберг - Тяжелые личностные расстройства: стратегии психотерапии

В отличие от пациента с более локальным симптомом, заключающимся в замалчивании крайне постыдного или вызывающего вину поведения, которое, тем не менее, не является явно антисоциальным или саморазрушительным, в отличие также от пациента, находящегося под властью бессознательного отрицания, который вполне осознает то или иное переживание или поведение, но не осознает его эмоционального значения, – пациент, который хронически лжет, вполне осознает как когнитивную, так и эмоциональную важность того, что скрывает.

Мисс U. Женщина, принимавшая наркотики и страдавшая алкоголизмом, была любовницей торговца наркотиками. В течение долгого времени она намеренно скрывала от меня, что знает про преступные связи своего мужчины. Она “призналась” только в момент смерти близкого друга, убитого, как она подозревала, той криминальной группой, к которой принадлежал ее любовник, что вызвало у нее сильную тревогу.

Я исследовал факторы, которые мешали ей рассказать мне о ее криминальном окружении. Как выяснилось, за страхом, что я запрещу ей продолжать взаимоотношения с тем мужчиной или прекращу терапию, негодуя на ее дурную компанию, скрывался более глубокий страх, что она предаст меня, рассказав своему любовнику о занятиях со мной, – что было бы опасно для моей жизни; преступная группа могла бы захотеть устранить меня, поскольку “я знаю слишком много”. А затем мисс U. начала выражать свой страх относительно того, что желает мне смерти и что мазохистично подчиняется социальной ситуации, угрожающей ее собственной жизни.

На ранних стадиях терапии мисс U., типичная инфантильная личность с пограничной организацией, свободно рассказывала о своих фантазиях, сопровождающих мастурбацию, которые включали сексуальные оргии с родителями. Я думал, не была ли она реально свидетельницей или участницей инцестуозных и перверсных сексуальных действий в раннем детстве. В конечном итоге выяснилось, что эти фантазии имели более сложную генетическую природу и не отражали непосредственных сексуальных впечатлений раннего детства. Однако через несколько месяцев после того, как она перестала мне лгать о деятельности своего мужчины, появилась новая информация о ее бессознательном прошлом. Оказывается, ее мать постоянно опасалась, что ее отравит отец мисс U., – опасалась настолько, что обычно давала попробовать свою еду собаке и лишь потом ела сама. В переносе пациентка выражала свою идентификацию как с матерью, напуганной мужем, желавшим ее убить, так и с отцом, который “отравлял” взаимоотношения со мной и потенциально угрожал мне смертью.

Для следующего уровня патологии Супер-Эго характерно то, что можно было бы кратко назвать отрицанием моральной ответственности за свои поступки. В отличие от предыдущей группы пациентов, в основном с пограничной личностной организацией, но без преобладания нарциссических черт, в данную группу входят пациенты с типичной нарциссической личностью, но без признаков антисоциального поведения в узком смысле слова и без откровенной лживости в переносе. У этих пациентов нет сознательной скрытности, систематического умалчивания или искажения информации. Для них характерно то, что они “невинно” выражают противоречия в своих переживаниях и поведении, разделенных перегородками взаимного отрицания, – что является проявлением работы механизмов расщепления, – и в результате они отрицают озабоченность, ответственность и чувство вины.

Эти пациенты сознательно не лгут в обычном смысле слова. Их нечестность проявляется в том, что они отказываются нести ответственность за надежность своих чувств, намерений и поступков. Просто поразительно, как легко некоторые пациенты, которые обычно манипулируют, контролируют и эксплуатируют других (что отражено в их истории), способны повлиять на мысли терапевта, когда они в своей мягкой и естественной манере отказываются видеть свои обязанности и беспокоиться о себе или других. Очевидно, эти пациенты последовательны в своих мыслях, но непоследовательны в эмоциях, что защищает их от тревоги или вины и от идентификации с моральными ценностями. Мы можем наблюдать у них одновременно и использование расщепления для защиты, и абсолютно эгоцентричное поведение, какое можно видеть у ребенка до того, как у него произошла интеграция Супер-Эго. Кроме того, они в гораздо большей степени способны к глубоким объектным отношениям. Очень впечатляет, когда видишь как аналитик, общаясь с ними, начинает сомневаться в своих собственных ценностных суждениях и даже в обычном представлении об ответственности и вине. Одним словом, у этих пациентов есть необычайный талант разрушать систему ценностей аналитика, вступающего с ними в отношения. Вот типичный пример.

Мисс V. Молодая женщина с нарциссической личностью без явных пограничных черт однажды сказала мужчине, что любит его и что он – единственный мужчина в ее жизни. Между ними начались интенсивные сексуальные взаимоотношения. Одновременно у нее были такого же рода отношения с другим мужчиной. Несколько дней спустя он сказала второму, что любит его и что он – единственный мужчина в ее жизни. Мисс V. открыто рассказывала об этом на сеансе.

На мой вопрос, не видит ли она в этом конфликта, женщина ответила, что нет, поскольку мужчины между собой не знакомы. Убедившись в ее полной искренности, я спросил, нет ли тут конфликта для нее, поскольку она сказала двум мужчинам почти в один и тот же день, что любит их и что каждый – ее единственная любовь. Мисс V. очень трезво ответила, что была искренна с обоими: когда она это говорила второму, ее чувства совершенно изменились с того вечера, когда она уверяла в своей любви первого. Она считает, что всегда честна со своими мужчинами. Она добавила, что никогда не делает секрета из того, что чувства меняются и поэтому никому не может гарантировать, что будет “любить вечно”. Одной из главных ее жалоб было то, что мужчины не ценят ее честности и ведут себя с нею противоречиво. Сначала они принимают взаимоотношения, в которых она щедро любит и все отдает, ясно при том давая понять, что не может обещать им постоянства чувств и хочет сохранить свою свободу. А потом даже те мужчины, которые сначала хвалили ее за эти слова, начинают сильно злиться, когда она увлекается другим.

Мисс V. не испытывала ревности, когда мужчины изменяли ей, напротив – чувствовала облегчение. Неспособность ревновать часто встречается у нарциссических пациентов. Очевидно, эта женщина страдала тяжелой патологией объектных отношений, она была не способна глубоко посвятить себя кому-либо или стать зависимой от другого. Но, в отличие от вышеупомянутых пациентов, она могла относиться адекватнее и даже с тактом к людям, с которыми у нее не было глубокого эмоционального контакта; в своих социальных взаимоотношениях она была честной в обычном смысле слова. По отношению ко мне она в течение многих месяцев держалась явно на расстоянии, но ничего не скрывала и не придумывала. В конечном итоге мисс V. поняла, что у нее нет никакой надежды на любовь, которая защитит ее от глубокого страха разочарования и от ярости. Исследование этих ее особенностей в переносе открыло возможность перейти к исследованию патологии объектных отношений.