Сергей Юрченко - Я. Философия и психология свободы

Человек виновен в том, что он глуп! По выражению Аристотеля, человек вне общества или бог, или зверь. В этом смысле глупость человека равна его несвободе и заключается в том, что он почти полностью оказывается продуктом среды. Его слепили из того, что было. Если вы спросите психиатра: виноваты ли преступники? – и он, отвечая вам, будет профессионально честен перед своей наукой, то он скажет, что люди не рождаются преступниками и в большинстве своем всю последующую жизнь не проявляют криминальных наклонностей. А значит, преступники имеют некое психическое отклонение от нормы. Их нужно лечить. Виноватых нет.

Мои выводы прямо противоположные. В этом мире нет правых. Виноваты все! Вот именно: человек не рождается преступником. И если он вдруг начинает грабить, мошенничать, подличать, насиловать и убивать, то не потому, что сделал неожиданное для себя открытие: грабеж, насилие и убийство возможны. Он почти с пеленок знает, что это практикуется повсюду. Мир научил его этому. Единое социально-психологическое поле поражено тысячами вирусов. Они заражают мозги человека с детства. Кто инфицировал невинное дитя этим свиным гриппом, этот собачьей чумой, этой лошадиной проказой, этой акульей холерой? Общество. Кто взрастил его по дремучему образу и подобию своему? Родители. Кто сделал его калекой? Коллективная глупость. ЧЕЛОВЕЧЕСТВО СЛЕДУЕТ ЛИШИТЬ РОДИТЕЛЬСКИХ ПРАВ.

Сознавать, что ты глуп, – это диссонанс. А диссонанс ведет к неврозу. Жестокая правда заключается в том, что человек может поумнеть и нравственно измениться только через невроз. Интеллект – это болезнь, ведущая в царство сверхчеловеческой свободы. Миллионы людей на протяжении тысячелетий называют себя индуистами, буддистами, иудаистами, христианами, мусульманами и т.д. Это не делает их свободными. Проблема в том, что все они умственно малоразвитые существа. Но вместо того, чтобы попробовать вместить в себя эту ужасную невротическую правду, им легче обвинять друг друга в неверности их богу, всезнающему и всемогущему. Но это ничего не меняет в их мире.

Люди очень плохо контролируют или совсем не контролируют работу своего мозга. Человечество живет преимущественно в мифологеме воинственного царя, т.е. в зоопсихологии. Лицемерие современной цивилизации заключается в том, что она преподносит свою историю как нечто достойное и славное, а государства стремятся сделать список своих преступлений предметом национального нарциссизма. Ванька Грозный Казань взял? Так ведь для татар это – позор и рабство. Если бы Третий Рейх победил, в его учебниках истории рассказывалось бы о славном истреблении евреев и славян. Если история – это предмет для подражания, то это лишает общество и человечество в целом лучшего будущего. Если прошлое прекрасно, то зачем что-то менять? Новое будущее рождается из отвращения к прошлому. История – не реклама мыла, чтобы быть безотносительной к истине. Но история и не физика, чтобы быть безотносительной к морали. Человеку следует знать, что произошло «там» и «тогда», зная при этом, что все участники этих событий были ужасными существами. Сыновья должны извлекать моральные уроки из позорной жизни своих отцов. Иначе они будут такими же. Почитать отцов – значит, крутить одну и ту же историческую пластинку. История человечества – это история невежества, глупости, подлости, жестокости и бессердечия наших отцов. ИСТОРИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА – ПОЗОРНАЯ КНИГА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.

Мне было лет 17, когда я прочел фразу Толстого: «Если человек научился думать, о чем бы он не думал, он думает о смерти». Размышляя о смерти, постигаешь идею свободы с точки зрения своей космической индивидуальности и эквивалентного ей одиночества. В этом тождество каждого будды и Вселенной. Именно на этом пути Толстой пришел к своему патриархальному анархизму, отрицающему цивилизацию. Именно поэтому он хотел умереть как зверь – в лесу или в поле, без свидетелей. Но тогда меня, едва начинающего свою более или менее осознанную жизнь мальчишку, более всего поразило в его фразе даже не следствие, а посылка. Разве способность думать не является нашим неотъемлемым свойством? Нас всех учили в школе, что человек – гомо сапиенс, существо разумное. Следовательно, посылка Толстого является тавтологией: если думающий человек научился думать. Вздор какой-то! Прошло много лет, и я понял, что люди в подавляющем большинстве своем не умеют думать. Мыслями они называют ту кашу, которая варится в их головах, где нет ни одной мысли додуманной до конца. Им некогда. Ведь для того, чтобы начать думать, надо остановить вокруг себя время, перестать жить. Но все они по Пушкину: жить торопятся и чувствовать спешат. Когда им думать?

Философия имеет смысл только как познание самого себя. Философия – это образ жизни, и ничего более. В этом смысле все люди – философы, в подавляющем большинстве своем – философы никудышнее. Я – не чиновник, и никакое государство никогда не кормило меня. Мне не нужны его армия, полицейская охрана, медицинское страхование, юридическая поддержка, судебная защита, льготы, пособия, кредиты, пенсии, гражданские права и прочие блага. Я прожил свою жизнь так, будто никакого государства вокруг меня нет. Конечно, я сталкивался с его властью, но только в форме насилия надо мною. Я никогда никому не кланялся. Я никогда никого не эксплуатировал. Я достаточно безумен, чтобы сказать про себя: «Мои ценности не от мира сего». И номинально я согласен с Тертуллианом: мысль есть зло в бытийном значении. Мысль мешает делать человеческое, ибо всякое знание еретично. Поэтому во многой мудрости много печали. Поэтому жизнь есть страдание.

Всю жизнь я более всего интересовался человеческими личностями. Сначала я искал их непосредственно вокруг себя, но по мере взросления этот опыт расширялся на мир современников, а затем и на всю историю человечества. Кто-то собирает импрессионистов, кто-то – крышки от пивных бутылок. Я собирал личности. Но настоящий коллекционер только тот, кто знает толк в своем деле. Если вы собираете живопись, ничего не понимая в ней, то скорее всего ваша коллекция будет свалкой, где мусор соседствует с жемчугом. Я – профессионал. И у меня самая драгоценная коллекция в мире: не творения каких-то людей, а сами эти люди. Я знаю их, как знают своих близких. Я видел личность, шел за ней, учился у нее, тянулся за ней, а затем я обнаруживал новую, еще большую личность. Зрение обостряется при долгих тренировках, а со временем может достичь пронзительной ясности. Многие из тех, кого в этом мире принято называть «великими», занимают весьма скромное место в моей коллекции или попросту были выброшены как хлам. Так продолжалось много лет: я шел и шел, собирая свою коллекцию, пока однажды не обнаружил, что надо мной осталось только небо. Мне уже не нужно было задирать голову, чтобы увидеть тех, кто выше меня. Выше было только небо. Это странное чувство – жить в мире, где для тебя больше не осталось авторитетов. Это – свобода.