Хорхе Букай - Я хочу рассказать вам о...

Человек решил, что это шутка, и принужденно рассмеялся, уговаривая друга налить ему выпить. Но все закончилось просто ужасно: хозяин позвал дворецкого и велел ему выставить незнакомца, который, видя такое, вышел из себя, начал выкрикивать оскорбления, дав дополнительный повод крепышу слуге грубо вытолкать его на улицу…

По дороге домой он встретил других соседей, которые либо не заметили его, либо повели себя с ним как с незнакомцем.

Тогда он подумал, что за какую-то провинность против него организовало заговор то общество, которое еще несколько часов назад его так ценило, а теперь отвергало. Но, как он ни старался, он не мог вспомнить ничего похожего на оскорбление, а тем более нанесенное всему городу.

Еще два дня он не выходил из дому в ожидании писем, которые так и не пришли, страстно желая, чтобы один из друзей, удивленный его отсутствием, постучался в дверь узнать, как дела. Но ничего подобного не произошло: никто к нему не пришел. Домработница не появилась без предупреждения, а телефон отключили.

На пятый день вечером, подбодрив себя лишней рюмочкой, Синклер решил пойти в бар, где они всегда собирались с друзьями поболтать о пустяках, случившихся за день. Он увидел их с порога, они сидели за их обычным столиком в углу. Толстый Ханс рассказывал дежурный анекдот с бородой, а все по традиции хохотали. Человек придвинул себе стул и сел. Тут же наступила гробовая тишина, говорившая о том, насколько не ко двору пришелся вновь прибывший. Синклер не выдержал:

— Можно узнать, что вы все имеете против меня? Если я сделал что-то не так, скажите мне, и покончим с этим, но не обращайтесь со мной так, это сводит меня с ума.

Остальные переглянулись: одних это позабавило, а других разозлило. Кто-то из них покрутил пальцем у виска, ставя диагноз вновь прибывшему. Человек снова потребовал объяснений, затем взмолился, и в конце концов он валялся у них в ногах, чтобы ему рассказали, почему с ним так поступают.

Только один из них захотел с ним разговаривать.

— Господин, никто из нас не знаком с вами, поэтому вы перед нами ни в чем не провинились. На самом деле мы даже не знаем, кто вы.

Слезы потекли из его глаз, он вышел из бара и едва дотащился до дому. Казалось, каждая его нога весила не меньше тонны.

В своей комнате он бросился на постель. Он не понимал, как и почему он стал незнакомцем, невидимкой. Он исчез из записных книжек своих корреспондентов, из памяти своих знакомых и, что хуже всего, из сердца своих друзей. В мозгу его, как молоток, стучала одна мысль — вопрос, который задавали ему окружающие и который он сам начал задавать себе: кто ты?

Был ли у него ответ на этот вопрос? Он знал, как его зовут, свой адрес, размер рубашки, номер удостоверения личности и некоторые другие данные для его идентификации внешним миром. Но, помимо этого, кто же он истинный, в глубине души? Принадлежали ли ему все эти вкусы и мнения, предпочтения и мысли? Или среди многих прочих вещей это была попытка не разочаровать тех, кто хотел, чтобы он всегда оставался таким же, как и раньше? Что-то начинало проясняться: статус незнакомца освобождал его от необходимости подстраиваться. Каким бы он ни был, их отношение к нему все равно не изменится. Впервые за много дней он обнаружил нечто, успокоившее его: такая ситуация позволяла ему вести себя, как ему хотелось, не нуждаясь в одобрении окружающих.

Он сделал глубокий вдох и почувствовал новый вкус воздуха, заполнившего его легкие. Ощутил, как кровь побежала по венам, как забилось сердце, и удивился, что впервые он

НЕ БОИТСЯ.

Теперь, когда он осознал наконец, что он одинок и что всегда им был, что у него был только он сам, он мог смеяться или плакать… Но по своему, а не по чужому желанию. Теперь он наконец знал, что

ЕГО ЖИЗНЬ НЕ ЗАВИСИТ ОТ ОКРУЖАЮЩИХ.

Он обнаружил, что имело смысл остаться в одиночестве, чтобы встретиться с самим собой…

Он спокойно и глубоко заснул и видел красивые сны.

Он проснулся в десять утра и обнаружил, что в этот час луч солнца, заглянувший в его окно, чудесным образом освещает его комнату.

Не приняв ванну, он сбежал по лестнице, напевая песню, которую никогда раньше не слышал, и обнаружил под дверью… кучу писем на свое имя.

Домработница была на кухне и поздоровалась с ним как ни в чем не бывало.

А вечером в баре не было и следа от того странного случая всеобщего помешательства. По крайней мере, никто не отпустил ни одного комментария по этому поводу. Все вернулось на привычные рельсы… кроме него,

к счастью,

теперь ему

никогда не придется никого умолять обратить

на него внимание,

чтобы убедиться, что он еще жив,

теперь ему

никогда не придется просить

у внешнего мира сказать ему, кто он,

теперь он

больше никогда не побоится

быть отвергнутым.

Все было как всегда,

только этот человек

больше никогда не забудет,

кто он такой.

— Это твоя сказка, Демиан, — продолжал Толстяк. — Пока ты не осознаешь своей зависимости от мнения остальных, ты боишься возможного отторжения со стороны окружающих, которого ты научился страшиться, как и все.

А ценой жизни без страха является необходимость мимикрировать, то есть быть такими, какими «любящие нас люди» заставляют нас быть. Поступать и мыслить так, как они от нас этого ждут.

Если тебе «повезет», как персонажу Папини, и окружающий мир вдруг повернется к тебе спиной, тебе не останется ничего, кроме как убедиться в бесполезности твоих стараний.

* * *

Но если этого не случится,

если тебе «не повезет»

и тебя будут одобрять и ценить,

тогда…

тебе самому придется сделать

сознательный выбор:

свобода или зависимость,

ты будешь вынужден решить:

всеобщее уважение или одиночество;

ты в ловушке

между «быть, каким ты должен быть»

или «быть никем ни для кого».

И с этого момента…

ты сможешь быть,

но только одиноким и только для себя.

— Я просто выхожу из себя!

— Что с тобой?

— Сам посуди: отсюда я должен еще поехать к сокурснику, отвезти ему конспекты, которые ему очень нужны… а он живет так далеко.

— Послушай, Демиан…

— Да я все знаю, — прервал я его, — ты мне хочешь сказать, что я ничего не «должен», что я это делаю по собственному желанию, что это мой выбор и все такое… я знаю.

— Разумеется, это твой выбор.

— Да, это мой выбор. Но я чувствую себя обязанным.

— Очень хорошо. Я не сомневаюсь, что ты чувствуешь себя обязанным, и понимаю почему. Но я сомневаюсь, что ты знаешь, почему ты чувствуешь себя обязанным.

— Я знаю, почему я чувствую себя обязанным: Хуан — потрясающий парень и, если мне что-то нужно, он всегда приходит на помощь. Думаю, я не могу отказать ему в этом.