Мария Климова - Разговоры в песочнице, или истории из жизни мам.

Что дальше? Возможно, время для естественного отлучения еще не пришло. Но сил ждать до обещанных Наташкой трех–четырех лет у меня уже не было совсем. Значит, привычка это или нет, стоит все-таки начать сокращение числа прикладываний в течение дня, особенно в тех случаях, когда Нюська просто хочет убедиться, что мама на месте. Я решила попробовать побольше Нюську обнимать, брать на руки, чтоб отмена прикладываний не выглядела как отлучение от тела совсем. При этом я попыталась ограничить продолжительность кормлений. Ведь ребенок уже может понять, что молоко кончилось? По крайней мере, я решила попробовать объяснить это Нюське. Хочешь приложиться — пожалуйста, но не больше чем, скажем, на пять минут — по часам. А потом — все. Вот потрогай, грудь уже мягкая, молочка нет. И еще, если у нее «Ам» — просто привычка, надо воспользоваться этим и добавить к ней еще что-нибудь. Скажем, отныне, по моему веленью и хотенью, кормиться грудью мы будем только в кресле в нашей спальне. И больше нигде. Нюське ведь неизвестно, от чего появляется молоко? Вдруг после двух лет кресло — непременное условие выработки тех самых гормонов, про которые говорила Наташка? Потребует молока — пойдем туда. А по дороге мало ли что может отвлечь — птичка в окне, машинка на полу, книжка новая...

Поехали дальше. Ну, наверное, для Нюськи грудь — это успокоительное и снотворное. Без нее она не засыпает, даже если меня нет дома. Значит, надо либо пытаться уходить с концами на несколько дней, как говорила Юлька, чтобы у ребенка не было альтернативы; либо находить другие варианты отхода ко сну. Первый путь был мне не очень близок — конечно, мне не казалось, как Наташке, что это предательство, но какой-то червячок сомнений внутри копошился. Тем более, все равно никто меня около Нюськи не мог подменить. Так что оставался второй.

Сначала я решила убрать просыпательные кормежки, когда сонная Нюська с помощью груди приходила в себя. По большому счету, для этого требовалось просто волевое усилие с моей стороны. Конечно, проще сунуть ребенку грудь и поспать еще минут двадцать, особенно утром. Но если запастись интересными игрушками на недельку–другую и каждое пробуждение связывать с чем-то увлекательным за пределами кровати, возможно, подъемы без груди будут не такими уж трагическими.

С засыпаниями я решила действовать иначе. У Наташки выходило, что ребенок похож на обезьянку и действует исключительно в соответствии с природными потребностями. Данная гипотеза, конечно, звучит убедительно, но кто знает, насколько корректны подобные сравнения. Мне все-таки ближе Юлькино отношение к детям как к маленьким людям. А что отличает человеческих детенышей от звериных? Они играют, с интересом слушают сказки и одушевляют все окружающие предметы. Нюська, по–моему, уже вполне способна понять какую-нибудь простенькую сказочку про то, что наше Молоко вдруг захотело сходить в гости, скажем, к котятам. Мы как раз недавно возле магазина видели котят без кошки. Отлично. Так я ей и скажу: мама–кошка ушла по делам, а котята голодные. И наше Молоко пошло их покормить. И котята долго благодарили добрую Нюсю, что она с ними поделилась… Чего-то не хватает, слишком абстрактно… О, мы их нарисуем! Комикс сделаем! Вместе раскрасим и перед сном почитаем. Чтобы жажда не мучила, попьем что-нибудь «взрослое», тогда еще подчеркнем, что Нюся теперь совсем большая, не только мамино молоко пьет, но и коровкино…

Не знаю, что в итоге сыграло главную роль, может быть, просто моя решимость, но все вышеперечисленное удалось воплотить в жизнь за месяц. Нюська сразу стала заметно лучше есть. Весь месяц я проводила больше времени за какими-то своими, но интересными ей делами (старалась поменьше садиться, чтобы не провоцировать желание приложиться к груди): мы общими усилиями приготовили несколько супов, пирогов и других блюд, в их создании Нюська принимала непосредственное участие. Оказалось, что твердого «нет» может быть вполне достаточно, даже если это сказано ночью. Она пару раз потребовала привычный «Ам!», но, услышав мой уверенный отказ, быстро согласилась — наверное, от безысходности. Когда начинала скандалить, к делу подключался родной отец, носил на руках, показывал Луну, давал попить из чашки (соски Нюська не признавала с рождения). Комикс про котят пошел на ура, а Молоко одушевилось настолько, что даже стало разговаривать с Нюськой по ее розовому пластмассовому мобильнику. Мы вместе ему звонили, рассказывали, что Нюся очень скучает, ждет его. Молоко отвечало, что и радо бы прийти, но сегодня уже обещало заскочить к котятам или к щенкам. Приходилось Нюсе дальше ждать.

Юлька, изначально шедшая по пути замены груди прикормами и расценивавшая свое молоко исключительно как еду для младенцев, давно уже закруглилась с ГВ: Лерка сам в какой-то момент перестал проявлять к нему интерес, а она и не предлагала. Зато с помощью моих сказок о котятах она отучила сына от соски.

Наташка собиралась ждать самоотлучения до победного конца, но ей неожиданно назначили какие-то гормональные лекарства, не совместимые с ГВ, так что пришлось за три дня отлучать Юрашу. Днем он уже давно умел засыпать с бабушкой, а ритуал вечернего укладывания легко освоил папа, пока Наташа отсиживалась у меня, благо, недалеко было идти. В течение дня она заклеивала часть груди пластырем, утверждала, что без соска ее ребенок не воспринимает. Не знаю, как насчет предательства, но объяснения, что «сися» якобы заболела и ее надо пожалеть, вполне устроили Юрашу. Похоже, мамина уверенность, действительно, главный залог успеха, потому что наши дети, не имея особого выбора, вполне смирились со своей тяжкой долей. Наташка поначалу немного всплакнула: «Теперь я ему не нужна, маму может заменить любой…» — но быстро пришла в себя, потому что Юраша стал гораздо ласковее с ней, и вообще, в статусе некормящей матери, тоже есть свои плюсы.

Так как в нашей компании акция отлучения от груди произошла у всех почти одновременно, мы решили отметить начало нового жизненного этапа глинтвейном. Оставили детей отцам и как свободные женщины вышли в свет.

Возвращаясь с прогулок домой, я иногда заглядываю в почтовый ящик. В основном пишут ЕИРЦ и МГТС, но изредка приходят письма от моей «сожительницы» — институтской подруги, с которой мы вместе обитали в общежитии. После учебы Инна вернулась к себе под Воронеж и иногда пишет мне. С рождением детей–ровесников мы совсем перестали видеться, о том, как подросли малыши, и о новых стрижках теперь узнавали только по фотографиям. Писать подруге удается нечасто, поэтому прежде чем читать очередное ее послание, я люблю перелистывать старые. Вместе с новым получается как будто долгий обстоятельный разговор.