Клод Штайнер - Лечение алкоголизма

Итак, Ник провел все девять месяцев, которые предположительно должны были послужить в качестве реабилитационного периода, открывающего ему дорогу к трезвому образу жизни, день за днем и час за часом планируя, до какой степени он напьется, что он будет пить и с кем.

Насильственное назначение Антабуса (как и любого другого вида терапии) не поможет, однако этот препарат может оказаться крайне полезным для закоренелого пропойцы, желающего избавиться от неотступно терзающего его искушения напиться, столь характерного для начальных стадий трезвости. Антабус не оказывает непосредственного воздействия на желание выпить, но поскольку возможность напиться совершенно исключена, он, по сути дела, освобождает совесть алкоголика от бесконечной борьбы между желанием выпить и решением бросить. Для некоторых людей избавление от этой постоянной внутренней борьбы может оказаться просто милостью Божьей; их разум может наконец переключиться на другие дела, и мысль о выпивке перестает быть основной, так что с ней приходится бороться лишь время от времени, и постепенно она отступает, переставая неожиданно и бесконтрольно заполнять собой все сознание.

Если в течение первых месяцев трезвости каждый раз, когда алкоголик думает: «Мне хочется выпить», автоматически возникает мысль: «Забудь об этом, тебе ведь станет плохо», то частота и интенсивность желания выпить значительно ослабеют. Это не означает, что в жизни алкоголика не будет периодов напряженных конфликтов, связанных с выпивкой, когда он начнет подумывать о том, чтобы прекратить принимать Антабус с целью через несколько дней напиться. Однако совершенно очевидно, насколько значительным шагом вперед эта ситуация является по сравнению с той, в которой облегчение находится лишь на расстоянии вытянутой руки от рюмки спиртного.

Вот как назначался Антабус в Центре Особых Проблем (Center for Special Problems), общественной клинике в Сан-Франциско, где я работал психологом в 70-х годах. За очень редкими исключениями препарат назначался любому, кто только хотел. Человеку отказывали, лишь если в истории болезни был зафиксирован недавний случай ненадлежащего использования препарата или пациент страдал заболеванием, делающим употребление Антабуса еще более опасным, чем сам алкоголизм. После соответствующих предупреждений препарат отпускался пациенту. При этом не предпринималось никаких попыток вызвать реакцию на Антабус в клинике. Первоначальная дозировка препарата составляла 4 мг (одна таблетка) в день в течение семи дней, которая затем сокращалась до 2 мг в день. За все время использования этого подхода не было известно ни одного случая смертельного исхода или тяжелых последствий.

Некоторые пациенты, принимающие Антабус, экспериментировали с употреблением небольшого количества алкоголя, просто чтобы посмотреть, можно ли это делать. Большинство из них быстро убеждалось в эффективности препарата и прекращало свои эксперименты. Иногда пациент сообщал о столь слабом воздействии препарата, что мог употреблять алкоголь, одновременно принимая Антабус. В этих случаях терапия Антабусом прекращалась. Антабус вызывает ряд неприятных побочных эффектов, таких как дыхание с сильным запахом чеснока, и это еще одна причина, по которой люди сопротивляются его применению. Эти побочные эффекты, как правило, можно нейтрализовать, принимая дневную дозу перед сном или ночью или уменьшив дозировку до 1мг (1/4 таблетки). Как правило, люди, остро реагирующие на побочные эффекты, отличаются повышенной реакцией и на сам препарат, а потому не нуждаются в значительных дозах.

Мужчины чаще сопротивляются назначению Антабуса, чем женщины. Это связано с тем, что мужчины острее женщин испытывают смущение и стыд, когда не имеют возможности контролировать себя. Я всегда отвечал пониманием на эти чувства, однако объяснял, что человек не должен смущаться того, что нуждается в помощи, а лучший способ работать с такого рода проблемами это получить максимум возможной помощи из всех доступных источников.

Я также объяснял им, как полоролевые сценарии заставляют мужчин бороться в одиночку, без посторонней помощи, и насколько важно отказаться от этих стереотипов, чтобы получить эффект от групповой терапии. Но если алкоголик настаивал на том, что хочет бросить пить, не прибегая к Антабусу, я избегал споров с ним и остерегался оказаться в столь часто провоцируемой такими спорами позиции преследователя. Я всегда пытался предложить клиенту соглашение, направленное на сотрудничество и достигаемое в результате переговоров.

Однако если трезвость в течение разумного периода времени не может быть достигнута без Антабуса, я настаиваю на его применении. Такая позиция может показаться малопонятной и даже бессмысленной для тех терапевтов, которые, возможно, говорят себе: «Этот подход рассчитан на случаи, когда мы имеем дело с алкоголиком, желающим бросить пить. Но ведь сама природа алкоголизма заключается в том, что человек не может или не хочет бросить пить. Данный подход не будет работать с настоящими алкоголиками. Он имеет весьма ограниченную ценность и не решает подлинных проблем алкоголизма».

Разумеется, лишь те, кто хочет перестать быть алкоголиком добиваются этой цели. Однако есть немало алкоголиков, которые желали бы бросить, просто они не верят, что способны на это. Они уже пытались и потерпели поражение. Они прошли через болезненные абстинентные симптомы, они бросали снова и снова и каждый раз возвращались в объятия зеленого змия. Они знают, что алкоголь разрушает их жизнь, но у них уже сформировалась обреченная пораженческая установка. Такая установка может включать аргументы в пользу права время от времени выпивать или аргументы, преуменьшающие серьезность проблемы. Но все эти рационализации легко рушатся под напором доброжелательной терапевтической конфронтации. Данный подход позволяет извлечь на поверхность желание алкоголика бросить пить, если таковое присутствует, а оно присутствует у подавляющего большинства алкоголиков.

Большая часть тех, кто обращается за помощью, полностью прекращают пить в течение одного-двух месяцев посещения терапевтических сеансов. Однако всегда существует малочисленная группа согласившихся на контракт, но не бросающих пить; эти люди распадаются на две категории. Одна часть продолжает пить более или менее постоянно и приходит на встречи, находясь под воздействием алкоголя. Другая часть урезает количество потребляемого алкоголя и ограничивает период потребления выходными или промежутками между сеансами; на встречи они приходят трезвые, но между встречами пьют.

Клиентам, продолжающим регулярно пить и посещающим терапевтические сеансы, находясь под воздействием алкоголя, необходимо заявить, что при таких условиях проводить терапию невозможно. В то же время я всегда настаиваю на том, чтобы клиенты ходили на встречи, трезвые или пьяные, а когда они приходят, слежу за тем, чтобы быть с ними дружелюбным и заботливым, поинтересоваться, как они себя чувствуют, как прошла неделя, сколько и каких напитков они выпили в течение этой недели. Я побуждаю их говорить о том, как они себя чувствуют, поскольку у пьяного человека часто оказываются затронутыми те эмоции, которые остаются скрытыми, пока он трезв. Сообщаемые пьяными клиентами сведения могут представлять собой важную информацию для будущей терапии. Однако я не даю советов и не вступаю в дискуссии, касающиеся причин попоек, а также в дебаты, которые так любят вести алкоголики, особенно когда выпьют. Я забочусь лишь о том, чтобы нетрезвый клиент не завладел сеансом единолично и не говорил больше положенного ему времени. Я ограничиваю свою роль выражением дружелюбия, заботы и участия и настаиваю на том, чтобы в следующий раз клиент пришел на встречу трезвый. Я отказываюсь проводить «рациональную» работу Взрослого с пьяным клиентом, поскольку такая работа не будет иметь долгосрочного эффекта; его Взрослый в данный момент невменяем. Однако я пытаюсь донести до человека мысль о своем участии и поддержке, которая способна продраться сквозь алкогольный туман и запечатлеться в сознании его Ребенка.