Лори Шапира - Комплекс Кассандры. Современный взгляд на истерию

«Сильная эмоция, которую ощущает множество людей, но естественное проявление которой постоянно подавляется в соответствии с социальными нормами, оказывает такое болезненное воздействие, которое в большинстве случаев не остается незамеченным. Такое ожидание повсеместно порождается конкретными фактами. Сексуальная страсть оказывается именно тем фактором, который наиболее точно отвечает большинству известных условии и травмирующее воздействие которого на организм общеизвестно и встречается чаще всего. Следующим по силе воздействия может стать непрерывное влияние таких эмоций, которые обычно остаются скрытыми в силу своего неприглядного и конфликтного характера — наподобие зависти и ненависти. Затем следует воздействие других, тоже постоянных эмоций, таких как печаль или стремление проявлять заботу, которые не подвергаются общественному осуждению, а потому и не подавляются…

Несмотря на развитие цивилизации и постоянное усиление воздействия общества, вызывающего у человека проявление новых чувств, заставляющих любовную страсть уходить куда-то в тень, где она становится лишь одной из многих других сильных эмоций, абсолютная сила ее воздействия все-таки никак не снижается. А вследствие необходимости скрывать свою страсть у многих современных женщин с большой вероятностью появляется истерия, и число подверженных ее влиянию существенно больше, чем могло бы быть в обществе, позволяющем людям свободно выражать страсть. Таким образом, к ней можно относиться как явлению, имеющему прямое отношение к рассудку, на который сексуальные эмоции оказывают самое серьезное влияние, вызывая это заболевание» [80] Ibid., pp. 201–202., quoting Robert Carter, On the Pathology and Treatment of Hysteria (London: John Churchill, 1853), pp. 34-35 .

Хотя формулировка Картера свидетельствует о глубоком понимании социологической и психологической ущербности XIX века, в ней не ощущается симпатии, когда он приписывает истерической женщине «лживость и эгоизм», а также стремление использовать свой недуг для получения вторичной выгоды [81] Ibid., p. 203. .

Эта морализирующая установка попала в резонанс с волной человеконенавистничества, которая могла рассматриваться как эпидемия истерии, возникшая в XIX веке. Немецкий современник Картера Вильгельм Гризингер настаивал на том, что «все локальные заболевания матки, яичников и влагалища, по всей вероятности, влекут за собой появление истерии, которая затем постепенно прогрессирует в психическое заболевание» [82] Ibid., p. 197, quoting Wilhelm Griesinger, Mental Pathology and Therapeutics, trans. C.L. Robertson and J. Rutherford (London: New Sydenham Society, 1867), p. 201. . Он приписывал больным истерией «склонность к обману и лжи, явные признаки зависти, проявления отвращения» [83] Hillman, Myth of Analysis, p. 256, quoting Griesinger. .

Жюль Фалре, французский психиатр из клиники Сальпетриер, пишет о таких женщинах следующее:

«Эти пациентки — настоящие актрисы; обман — самое большое удовольствие для них […] Причем они обманывают всех, с кем вступают в общение. Больные истерией, преувеличивающие свои припадки […] разыгрывают такую же пародию и преувеличивают конвульсии и судороги своей души, своих идей и своих поступков… Одним словом, жизнь людей, страдающих истерией, не представляет собой ничего, кроме постоянной фальши. Они стараются производить впечатление почтительных и набожных, чтобы их принимали чуть ли не за святых, но вместе с тем тайно совершают самые постыдные поступки. У себя в семье, перед своими мужьями и детьми, они устраивают самые непристойные сцены, употребляя самые грубые и даже вульгарные выражения, и позволяют себе самые безобразные выходки» [84] Veith, Hysteria, p. 211, quoting essay by Falret, «Folie raisonnante ou folie morale,» in Etudes diniques sur les maladies mentales et nerveuses (Paris: Librarie et Fils, 1890), p. 502. .

В XVIII веке существовало еще одно явление, оказавшее сильное влияние на лечение истерии. Венский врач Франц Антон Месмер предположил, что причиной этой болезни является неравновесное состояние «вселенских флюид», протекающих между человеком и космосом, и что лечение могло бы заключаться в том, чтобы с помощью магнита или пассов человеческой руки привести пациента в контакт с источником этих флюид. Теория животного магнетизма Месмера в те времена не пользовалась большой популярностью в научной среде. Его практику называли шарлатанством и театрализованным представлением, она пораждала не меньше критики, чем сама истерия. Ниже приводится описание типичного сеанса Месмера:

«Месмер появлялся под аккомпанемент тихой траурной мелодии. Он медленно проходил между своими пациентами, облаченный в бледно-лиловую шелковую мантию или костюм, фиксировал свой взгляд по очереди на каждом пациенте и дотрагивался до них рукой или тонким и длинным намагниченным стальным прутом… Захваченные этим впечатляющим ритуалом, участники, в основном женщины, впадали в сомнамбулический транс или месмерический сон, после которого они просыпались посвежевшими и исцелившимися. Часто возникало предположение, что состояние хорошего самочувствия может наступить в результате сексуального удовлетворения, которое, скорее всего, не достигается одним лишь астральным воздействием» [85] Ibid., pp. 222–223. .

Метод Месмера уходит корнями в эзотерическую традицию, которая, как мы увидим, отдавала должное истеричкам и успешное лечение считала в значительной степени его заслугой. И хотя Месмер был дискредитирован медицинским сообществом и предан анафеме, теория животного магнетизма продолжала жить.

Во Франции один из учеников Месмера, маркиз де Пьюзгур, верил в то, что в состоянии магнетического или сомнамбулического сна у пациентов проявляется измененное состояние личности и они обретают дар ясновидения, который у них отсутствовал в состоянии бодрствования [86] Ibid., pp. 224. . Таким образом, мы видим признание воздействия медиума на процесс изменения сознания, что напоминает нам античных прорицательниц Пифий.

В Шотландии Джеймс Брэйд, который сначала был скептиком, а затем стал проявлять к этой области глубокий интерес, впервые ввел понятия «нейрогипнотизм» и «гипноз», показав, что эти феномены «возникают исключительно благодаря произведенному воздействию на центры нервной системы человека», а вовсе не благодаря «мистическим флюидам вселенной» [87] Ibid., pp. 225–226, quoting James Braid, Neurypnology; Or the Rationale of Nervous Sleep, Considered in Relation with Animal Magnetism (London: J. Churchill, 1843). .

Исследование Брэйда стало одним из главных факторов, оказавших влияние на одного из самых известных апологетов гипноза как средства излечения истерии — Жана-Мартина Шарко. Он получил известность как нейрофизиолог и преподаватель клиники в Сальпетриере. Шарко стал заниматься исследованием неврозов, истерии и гипнотизма уже в довольно зрелом возрасте. Излишняя вера в силу гипнотического воздействия стоила ему потери уважения, которого он добился раньше. Даже несмотря на известность, которую получили его исследования истерического заражения и роли суггестии в создании определенных истерических симптомов, славу Шарко погубило именно предположение, что grande paroxisme его истерических пациентов, находящихся под гипнозом, был характерной чертой заболевания. Его ассистенты, вводившие пациентов в состояние транса, незаметно для самого Шарко внушали пациентам вести себя в соответствии с ожиданиями своего руководителя [88] Ibid., p. 239. .