Сергей Степанов - Психологические подсказки на каждый день

Продолжая эти исследования, психолог Маргарет Шляйдт обнаружила, что трехсекундный ритм проявляется и в других наших действиях. Она просмотрела собранный за много десятилетий киноархив лаборатории поведения человека, 250 километров плёнки, на которой скрытой камерой запечатлены сцены из повседневной жизни европейцев, индейцев бассейна Амазонки, бушменов и жителей острова Тробриан. Независимо от национальности, культуры, возраста и пола в повторяющихся, ритмичных действиях выступает тот же трехсекундный ритм. Такие повторяющиеся действия, как взаимное сотрясание рук при рукопожатии, махание рукой при прощании, кивание головой при выслушивании собеседника, притоптывание ногой от нетерпения, поглаживание ребёнка по голове — все это делается с трехсекундным ритмом, каждые три секунды эти действия либо прерываются, либо, наоборот, усиливаются.

Любопытно, что и продолжительность съёмки с одной точки (длительность одного кадра) в художественном кинематографе, как правило, близка к трём секундам либо кратна этому числу (шесть, девять секунд). В лёгкой атлетике команда спринтерам «На старт — внимание — марш!» тоже занимает примерно три секунды. Наиболее эффективны рекламные клипы, длящиеся кратное трём число секунд. Все тот же ритм, лежащий в основе не только нашего восприятия, но и всей жизни.

Подобные измерения проводили и на шимпанзе, у них ритм оказался короче на секунду. Предполагают, что секунда уходит у человека на вербальное (словесное) оформление перевеиваемого или делаемого. Мы как бы проговариваем про себя в подсознании все увиденное, и на это уходит лишняя секунда. Эта гипотеза подтверждается измерениями, проведёнными на детях, глухих от рождения и потому не овладевающих языком. У них ритм жизни учащён.

Как мы узнаем своих знакомых? Английский психолог Эндрю Янг с сотрудниками набрал группу из 22 человек и попросил их в течение семи недель записывать свои ошибки в узнавании лиц. Как оказалось, наиболее часто встречающиеся ошибки можно разделить на три типа. Либо люди просто принимали постороннего за знакомого, либо, узнав кого‑то, они не могли вспомнить, в каких обстоятельствах и где познакомились, либо, узнав человека и вспомнив все обстоятельства знакомства, они не могли вспомнить, как его зовут. Интересно, что не было ещё одного в принципе возможного типа ошибок: узнав человека в лицо и вспомнив его имя, вы не можете вспомнить о человеке больше ничего.

Поразмышляв над этим результатом, Янг и его сотрудники пришли к выводу, что система распознавания лиц действует примерно следующим образом. Прежде всего, увидев лицо, вы определяете, знакомо оно вам или нет. Если вы его узнали, то пытаетесь вспомнить все, что вы знаете об этом человеке. Наконец, если только вы преуспели в этих двух стадиях, включается процесс поиска имени этого человека. Похоже, что мозг содержит имена людей отдельно от всей остальной информации о них и доступ в это хранилище имён несколько затруднён у всех нас.

Весьма интересный опыт, ещё раз доказывающий, что имена хранятся в мозгу отдельно, провела Кэтрин Мак–Уитни из Ланкастерского университета. Она показывала испытуемым портреты незнакомых лиц и называла их имена и профессии, а испытуемые должны были запомнить эту информацию и воспроизвести её при повторном предъявлении портретов. При этом использовался тот факт, что некоторые слова в английском языке (впрочем, как и в русском) могут быть как описанием профессии, так и фамилией человека. На один и тот же портрет одним испытуемым говорили, что это мистер Кук, другим — что это повар («кук» по–английски повар). Одну и ту же личность одним представляли как мистера Бейкера, другим — как пекаря («бейкер» — это пекарь). Результаты были поразительны. Оказалось, что фамилию запомнить труднее, чем род занятий, даже если оба слова звучат совершенно одинаково!

Правда, некоторые психологи считают, что результат этого опыта можно объяснить и по–другому: когда человеку говорят, что на снимке изображён пекарь, он невольно представляет себе пекаря за работой, или свежий хлеб, или другие атрибуты соответствующей профессии. К фамилиям же подыскать такие живые, наглядные ассоциации обычно не так просто. Но это объяснение кажется несколько натянутым, тем более что бывают случаи повреждения определённых зон мозга, когда человек не утрачивает способности узнавать лица, но никак не может вспомнить соответствующие им имена.

«Как тесен мир!» — восклицаем мы, обнаружив, что имеем общих знакомых, скажем, со случайным попутчиком, встреченным в вагоне поезда. Но насколько он тесен? Выяснить это взялся уже упоминавшийся американский психолог Стэнли Милгрэм.

Из телефонных справочников нескольких городов он выбрал наугад некоторое количество адресов и каждому адресату направил конверт с краткими сведениями о другом, столь же случайно выбранном американце. В письме содержалась его фамилия, характерные внешние приметы и краткие биографические данные. Вероятность того, что получивший письмо лично знает описанного в нем человека, составляла одну двухсоттысячную. Психолог просил адресата, если он знает описанного в письме человека, вернуть письмо экспериментатору, а если не знает, переслать его кому‑нибудь из своих знакомых, который мог бы знать такую личность. Если следующий в цепи адресат также не знал указанного человека, он должен был на тех же условиях передать письмо другому своему знакомому. Число таких передач и может служить показателем дистанции, разделяющей двух совершенно случайно выбранных людей в большой стране.

Результаты удивили экспериментатора — цепочка связи оказалась очень короткой. Подавляющее большинство связей лежало в интервале от двух до десяти передач, а в среднем их было пять. Мир действительно довольно тесен!

— Змея! — воскликнула Горлица.

— Я не змея! — сердито ответила Алиса. — Я маленькая девочка.

— Ты ещё скажешь, что в жизни не ела яиц!

— Ела… Маленькие девочки едят яиц не меньше, чем змеи.

— Но если едят, то и они в каком‑то смысле змеи, вот что я скажу!

Льюис Кэрролл «Алиса в стране чудес»

Разве мы никогда не грешим подобной категоричностью и скороспелостью суждений? Не относим ли мы по первому впечатлению всякого нового человека к той группе, у которой наблюдаются схожие черты? Не спешим ли мы приписать ему достоинства или недостатки, ведомые ложным ощущением, что «хорошо знаем этот тип людей» ?