Вирджиния Сатир - Вы и ваша семья: Руководство по личностному росту

Итак, посвятив столько страниц проблеме создания семьи, рассмотрим теперь ситуацию с точки зрения детей.

Как и все, я была маленькой, и, как и все, я не помню ничего особенного из своего детства. Только какие-то эпизоды, которые тогда казались важными. С тех пор я много наблюдала, как дети общаются с родителями, и сама много общалась с ними. Я также изучала литературу об особенностях детского мышления и психики.

Согласно последним исследованиям, все чувства просыпаются в детях уже спустя несколько часов после рождения. Пятьдесят лет назад существовало мнение, что маленькие дети маловосприимчивы, их не считали полноценными людьми [5] A. Aldrich and М. Aldrich, Babies are human beings: an interpretation of growth. N.Y., 1947. . Теперь мы знаем, что это не так.

Итак, я попробую взглянуть на мир глазами маленького Джоя, которому примерно две недели от роду.

«Иногда мое тело доставляет мне неприятные ощущения. Когда я слишком туго завернут, у меня болит спина, и я не могу повернуться. Когда я голоден, желудок дает о себе знать, а когда наемся, начинает болеть. Очень неприятно, когда в глаза светит солнце, потому что я не могу отодвинуться. Иногда я слишком долго нахожусь на солнце и получаю небольшие ожоги. Иногда меня одевают слишком жарко, а иногда мне, наоборот, холодно. Бывает, что начинают болеть глаза или надоедает смотреть на голые стены. Часто затекают руки, если меня слишком туго запеленали. Очень неприятно долго лежать в мокрых пеленках — начинается раздражение. Иногда бывают запоры, и появляются неприятные ощущения в кишечнике. На ветру у меня постоянно обветривается кожа. Я очень остро чувствую, когда вода для купания холоднее или горячее, чем нужно».

«Меня часто трогают разные люди, и, когда они слишком сильно тискают меня, мне становится больно. Иногда меня держат слишком крепко, а иногда я боюсь, что меня уронят. Эти многочисленные руки делают со мной, что хотят: подбрасывают вверх, подталкивают, тискают, держат, чтобы я не упал. Иногда мне делают по-настоящему больно, когда поднимают за одну руку или когда, меняя памперсы, держат за ноги, как зайца. Мне иногда кажется, что меня хотят задушить, когда слишком крепко прижимают к себе, так что я не могу дышать».

«Еще один ужасный момент — это когда кто-нибудь вдруг приближает свою огромную голову прямо к моему лицу. Мне кажется, что этот гигант раздавит меня. Всегда, когда мне больно, я плачу. Это единственный для меня способ дать понять, что мне больно. Но люди не всегда понимают, что я хочу сказать. Звуки вокруг меня бывают приятными, а иногда от них болит голова. Тогда я тоже начинаю плакать. Еще я могу заплакать, если чувствую неприятный запах.

Папа и мама почти всегда обращают внимание на мои плач. Они даже правильно понимают, что я хочу. Но иногда мне кажется, что они просто хотят, чтобы я замолчал и дал им делать дела. Они немного поносят меня на руках, как будто я сумка, и кладут обратно. Тогда мне становится еще хуже. Я понимаю, что у них есть и другие дела».

«Когда меня трогают и гладят люди, которые любят меня, все неприятные физические ощущения исчезают. Мне кажется, что эти люди понимают меня. Я стараюсь помочь им в этом. Я стараюсь по-разному плакать, в зависимости от того, что мне нужно. Я очень люблю, когда со мной разговаривают спокойным, ласковым голосом. Еще я люблю, когда на меня смотрит мама, особенно когда она смотрит в глаза.

Я уверен, что она не подозревает, что ее руки иногда причиняют мне боль, а голос бывает слишком резким. Если бы она знала, она бы постаралась измениться. Временами она бывает очень рассеянной. Я иногда даже боюсь ее, когда она громко говорит и делает резкие движения. Когда она подходят ко мне в такие моменты, я невольно подаюсь назад, и это ей очень не нравится. Она думает, что я не люблю ее. Тогда ко мне подходит папа. Он очень нежно берет меня на руки, и я чувствую себя надежно и спокойно. Я вижу, что ему тоже очень нравится со мной общаться. А потом я слышу, как мама и папа ссорятся. Я уверен, что это из-за меня. Может, мне и не стоило плакать».

«А еще мне иногда кажется, что мама не понимает, что мое тело реагирует на все так же, как ее. Жаль, что я не могу ей сказать. Если бы она знала, что у меня очень хороший слух, она бы много чего не говорила обо мне своим друзьям, когда я рядом в своей кроватке. Однажды она сказала: «Джо, наверное, станет похожим на дядю Джима». И расплакалась. Позже я узнал, что дядя Джим — любимый брат мамы, очень хороший человек, а плакала она потому, что он погиб в аварии, когда она была за рулем. Если бы я сразу узнал все это, я не думал бы, что она плачет из-за меня, я бы сразу понял, что она вспоминает его, глядя на меня. Я бы посоветовал взрослым все рассказывать своим малышам, независимо от возраста. Иначе ребенок поймет ту или иную фразу неверно и будет переживать».

«Когда я родился, я все время лежал на спине и успел хорошо изучить всех с этой позиции. Я знаю все подбородки до мелочей. Я видел все, что было наверху, видел это снизу и был уверен, что так все и есть на самом деле.

Когда же я научился сидеть, то был очень удивлен. Начав ползать, я увидел, что подо мной тоже что-то есть, и узнал, что такое щиколотки и стопы. Когда я научился стоять, то выяснил, что есть еще и коленки. Я был ростом всего 60 сантиметров, когда встал на ноги. Оглянувшись на маму, я увидел ее подбородок совсем с другой стороны. Ее руки оказались очень большими. Часто, когда я стою между мамой и папой, кажется, что они где-то далеко от меня, так что временами мне не по себе, и я чувствую себя очень маленьким».

«Когда я научился ходить, мы с мамой пошли в магазин за овощами. Мама торопилась и держала меня за руку. Она шла так быстро, что мои ноги едва касались земли. У меня заболела рука, и я заплакал, а мама рассердилась. Я не думаю, что она поняла причину моих слез: она-то шла на двух ногах и руки ее были в нормальном положении, а я еле успевал перебирать ногами, руке было очень неудобно, и я все время терял равновесие».

«Я помню, как уставали мои руки, когда мы гуляли втроем, и папа с мамой держали меня за руки. Папа выше мамы, поэтому одна моя рука была выше, чем другая, и я был несколько скособочен. Мои ноги вообще не чувствовали земли. У отца широкий шаг, и мне никак не удавалось попасть в такт. Когда я уже не мог больше терпеть, я просил отца взять меня на руки. Он думал, что я просто устал, и нес меня на руках. Несмотря на то, что в целом то время было очень хорошим, в памяти осталось много подобных моментов».