Джеймс Бьюдженталь - Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

— Что вы имеете в виду? — невозмутимо переспросил я.

— О, Христа ради, Джим! Вы притворяетесь тупицей в отно­шении самых очевидных вещей. — Теперь его гнев стал более оче­виден.

— Лоренс, я думаю, вы предпочитаете начать ссору со мной, вместо того, чтобы осознать, насколько сильно вы зависите от производимого на окружающих впечатления.

— Ну скажите мне, почему вы раздуваете столько шума из того, говорить ли мне "я" или "вы"? — Пауза. Я ждал, но сохранял молчание. — Ну хорошо, я скажу это в первом лице, только что­бы доставить вам удовольствие. — Он снова остановился, и снова я ждал. Теперь его голос изменился и стал менее сильным и более неуверенным. — Ну... как я говорил вам, э-э-э... — Долгая пауза. Его голос изменился. — Джим, вы не поверите, но я не могу вспомнить, о чем мы говорили.

— Я верю вам. Фактически, я твердо уверен, что вы так загру­жены работой по той же причине, по которой вы забыли то, что хотели сказать: вы чувствуете себя живым, только когда люди ви­дят вас. На каком-то уровне вы знаете это. И это чертовски пуга­ет вас — такая зависимость от своего образа.

— А, ну конечно, я вспомнил, — он проигнорировал мое за­мечание. — Я пытался сказать вам, что по отношению ко мне люди во многом ведут себя в зависимости от того, считают ли они меня заслуживающим доверия. Если им кажется, что я жаден до денег, они отворачиваются. Если они чувствуют, что я проявляю мень­ше заботы о деле, чем необходимо, они хлопают дверью.

— И поэтому вы должны устраивать для них хорошее шоу, да?

— Да, таков бизнес. — Он устроился поудобнее на кушетке.

— Вы сейчас расслабились после сильного волнения.

— Ну, я иногда забываю, что люди не подозревают, в каком волчьем мире большинству из нас приходится жить.

— Вы хотите, чтобы я поверил, что это просто одна из жизнен­ных реальностей, и неважно, почему вас так расстраивает чувство, что вы на самом деле не существуете.

— Хм-м. Ну, так уж устроен мир, и я... мы не должны тратить время на то, что невозможно исправить. — Раздражение снова появилось в его голосе.

Мой голос тоже стал резким:

— Вы и вправду не хотите взглянуть на то, как вы попались на крючок, пытаясь сохранить этот внушающий доверие образ. Вы и сейчас пытаетесь натянуть его на себя передо мной.

— О, черт возьми! Почему вы не оставите это, Джим? — Пау­за. — Ну хорошо, если это сделает вас счастливым, я буду иметь это в виду, но это всего лишь правила бизнеса. Закон джунглей. Хм-м. Вы сидите тут в своем уютном кабинете, и люди приходят к вам, так что я не должен ожидать, что вы поймете...

— О'кей, — перебил я. — Я понял. Вы собираетесь прочесть мне лекцию о том, как я наивен. Когда вы закончите, мы сможем поспорить об этом и забыть все о том, как вам приходится хорошо выглядеть или о вашем смертельном страхе. Конечно, вам более необходимо бороться со мной, чем...

Теперь уже он перебил меня:

— Послушайте, я готов обсудить все, что заслуживает обсуж­дения, но не вижу никакого смысла тратить мое и ваше время, только потому что вы никогда не отрывали... туловище от стула, чтобы заняться бизнесом...

— Почему вы изменили то, что хотели сказать?

— Что вы имеете в виду?

— Вы начали говорить о том, что я никогда не отрывал свою задницу от стула, а затем изменили "задницу" на "туловище". Так зачем?

— О, ну, полагаю, я зарапортовался. Не стоит злиться.

— Вы имеете в виду, что не стоит показывать, что вы на самом деле чувствуете.

— Ну, я не хочу сердиться.

— Черт. — Грубо. — Да вы уже сердитесь. Не в этом дело. Вы просто так чувствуете. Как и каждый из нас периодически. Но вы не хотите, чтобы видели, как вы сердитесь.

— Ну хорошо, это так. — Теперь его тон стал задумчивым. — Да, я был рассержен, но по какой-то причине не хотел этого показы­вать.

— И эта "какая-то причина" — вовсе не деловой интерес, — настаивал я.

— Нет, хм-м. — Теперь уже определенно размышляя. — Нет, я ведь не пытаюсь вам ничего продать.

— Нет, пытаетесь. Вы пытаетесь продать мне то же самое, что всегда продаете: образ Лоренса-хорошего-парня, Лоренса-заслуживающего-доверия, Лоренса-который-никогда-ни-в-ком-не-нуждается и Лоренса-который-всегда-спокоен-и-разумен. И вас пугает и злит, когда я это не покупаю.

— Да вы просто скотина. — В его голосе прозвучали располо­жение и понимание.

— Лоренс, мне приятно, что вы так тепло ко мне относитесь, но нужно вскрыть еще один пласт вашего страха.

— Хм-м. Я не знаю, что вы имеете в виду. — Его голос был не таким твердым. Он больше не казался деловым администратором.

— Смятение — это простой способ быстрого ухода, Лоренс. Это ваш постоянный способ избегать столкновения с зависимостью от того, как вы выглядите в глазах других. — Нужно помочь ему ос­таться с самим собой сейчас, но я все же чувствовал его намере­ние сбежать.

— Да. Хм-м. Вероятно, я понимаю, что вы имеете в виду. — Его голос стал грудным и звучал неуверенно. Мы оба некоторое время молчали. Его дыхание казалось отрывочным и неглубоким. Глаза были открыты, но расфокусированы.

— Я чувствую себя хорошо, когда я в центре событий, органи­зую дела, выдвигаю идеи... Именно так я чувствовал себя минуту назад, разговаривая с вами... Но затем наступают другие момен­ты... Как прошлым вечером... Я закончил междугородный разго­вор около шести тридцати, кабинеты были уже пусты. Я мог слы­шать, как в конце коридора переговариваются привратники. За окном было темно и пасмурно. Затем я услышал, что привратни­ки покидают гардероб, и дверь с грохотом захлопнулась... Внезапно у меня появилось чувство, что здесь никого нет, никого в коридо­ре, никого на улицах, никого в мире. — Он остановился, собира­ясь с силами, чтобы сказать следующую фразу. — Затем я подумал, что не может быть, чтобы вокруг никого не было. — Он снова ос­тановился. Было ясно, что он изо всех сил старается контролиро­вать свой голос и свою речь.

— Кажется, для вас очень важно говорить сейчас ровным голо­сом, не давая воли своим чувствам.

— Что за польза в хныканье?

— Трудно позволить себе просто быть собой.

— Кто я? Что я? — Его голос стал стонущим и испуганным. — Вчера вечером в своем офисе я тоже спрашивал себя об этом. Сначала я подумал, что вокруг никого нет, но потом я уже знал, что это не так. Не было никого здесь, в моем кабинете, на моем стуле. Это правда. Никого нет сейчас в этой комнате. Никого на этой кушетке. Вы понимаете? — Его голос перешел в отчаянный, страшный шепот. — Никого. Кто я? Если бы я не пошел на все эти встречи, кто-то другой пошел бы. Если бы меня не было здесь сейчас, был бы кто-то другой. Что вы скажете? Вы бы даже не знали, если бы кто-то другой позвонил вам и пришел к вам и за­нял эти часы, которые вы проводите со мной. Вы бы даже не уз­нали, что Я мог бы быть здесь. О, бесполезно. Словами этого не сказать. — Он снова замолчал, но лицо его скривилось, раздира­емое мучительными противоречиями.