Джеймс Бьюдженталь - Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

— Да, думаю, да. Я просто не хотела, чтобы вы почувствова­ли, будто я невнимательна, или не понимаю, или...

— Да, и вам, Дженнифер, было так важно сказать мне, что вы понимаете, до того, как я успею повторить, не так ли?

— Да, возможно, я... Ну да, полагаю... То есть я не хотела... Я не хотела перебивать вас или...

— Но если бы я сказал вам снова, я бы не знал, что на самом деле вы уже поняли...

— Да! Правильно. Я не хотела, чтобы вы повторяли, потому что тогда вы бы не знали, что я уже поняла.

— А для вас очень важно, чтобы я знал, что вы слушаете меня и очень хорошо понимаете.

— О, да. Да, мне бы не хотелось, чтобы вы думали, что я не слушаю вас как следует и невнимательна и...

— Кажется, вам было бы очень неприятно, если бы вас уличи­ли в том, что вы недостаточно внимательно меня слушаете.

— Ну да, конечно. — Пауза. — Я... я думаю, это так. Ну, вы же не хотите повторять и растолковывать мне все по несколько раз. И, разумеется, я должна использовать все, что вы говорите мне.

— Подождите, Дженнифер, мы снова начинаем этот футбол. — Она слегка успокоилась от возбуждения, которое начало нарастать в ней.

— Позвольте мне попытаться объяснить вам кое-что еще.

— Да, пожалуйста.

— Я думаю, вы могли заметить: в том, что вы недостаточно внимательны, есть нечто плохое для вас. Речь не просто о том, что мне придется повторять. Это похоже на то, как будто вы были бы плохой и неблагодарной девочкой, если бы не обращали должно­го внимания на то, что я вам говорю.

— М-м-м. Да, думаю, да. Это бессмысленно, я понимаю. Но в ту минуту это было именно так — как будто вы были моей мате­рью. И разозлились бы на меня, если бы я не была внимательна. Это глупо, я знаю...

— И все же это было именно так, не правда ли?

— О, да! Она становилась такой холодной, когда я не слушала.

— Холодной?

— Очень холодной, а потом говорила, что, очевидно, у меня есть более важные вещи, о которых я должна подумать, и что она не будет беспокоить меня своими разговорами. О, я чувствовала себя так ужасно. Мать так заботилась обо мне, а я не слушала. Я всегда была так рассеянна. Я не знаю, что со мной.

— Что происходило после того, как она говорила, что больше не будет беспокоить вас своими разговорами?

— Мать вообще переставала со мной разговаривать.

— Вообще?

— Да. Иногда целыми днями. Пока я не начинала плакать и умолять ее простить меня и обещала больше не отвлекаться и слу­шать очень внимательно.

Так я впервые познакомился с угрюмой, холодной, отстранен­ной матерью Дженнифер, которая всегда обещала близость только в том случае, если Дженнифер будет достаточно хорошей, но ко­торая никогда не могла снизойти до маленькой девочки, тоскую­щей по ней. Часто во время наших сеансов ощущение присутствия матери Дженнифер было таким сильным, что мне казалось, я слы­шу и вижу ее в комнате. Дженнифер так прочно впитала в себя критическую требовательность своей матери, что у меня постоян­но возникало впечатление: как только Дженнифер начинала гово­рить, ее мать сразу же принималась критиковать.

Позже я вернулся к вопросу о списке тем для нашего обсуж­дения.

— Наше время почти закончилось, Дженнифер, и я хочу сегодня сделать еще две вещи.

— Да, конечно. — Она приготовилась внимательно слушать.

— Я хочу еще кое-что объяснить относительно тех списков, которые вы составляете для обсуждения здесь. На этот раз поста­райтесь выслушать меня, не беспокоясь, что я должен повторять­ся. Я не говорил этого раньше, но могу снова сказать это несколько раз и впоследствии, и это не просто будет в порядке вещей, а во­обще является частью моей работы.

— Да, хорошо.

— Самая главная причина, по которой я не хочу, чтобы вы за­висели только от списков, состоит в том, что они отвлекают нас от того, что происходит с вами в настоящий момент. Совершен­но разные вещи — говорить то, о чем напоминает список, или исследовать нечто, что происходит с вами прямо сейчас. Вы слиш­ком подчинили себя правилам и спискам. Теперь мы хотим открыть вашу внутреннюю жизнь в каждый конкретный момент.

— Да, я понимаю. Я рада, что вы это объяснили.

— Но сейчас, Дженнифер, как я догадываюсь, вы хотя и по­няли, что я сказал, но это не имеет для вас большого смысла.

— О нет. Думаю, я поняла правильно. Я просто спрашиваю себя... Ну ладно, вероятно, это не имеет значения.

— Почему бы не выяснить это?

— Ну, я спрашиваю себя, как можно рассказать о том, что происходит в моей жизни, если я буду говорить только о том, что происходит со мной, когда я здесь.

— Что вам приходит сейчас в голову в качестве примера?

— Ну, например, наша первая с Бертом встреча с Элен и ее мужем, или как Берт говорит, что он хочет... О, подождите! — Радостно. — Я поняла! Я думаю о них прямо сейчас, да?

— Верно. Вы понимаете, вы вспомнили, и мы можем вам до­верять.

— О, да... — Внезапно ее глаза увлажнились. Она казалась сму­щенной, но довольной. — Это так здорово. Здорово, когда есть человек, который говорит, что мне можно доверять. — Она снова улыбнулась. Минуту она молчала, погруженная в свои чувства. Затем снова сосредоточилась.

— Да, вы сказали, что хотели сказать мне две вещи.

— Нет, вторым был вопрос, который я собирался задать, но вы уже начали отвечать на него: какие имеются пункты в вашем списке и что вы хотели сказать мне о них?

— Ну, например, Берт и Элен, и ее муж. О, я становлюсь просто бешеной, как только подумаю о ней... и о Берте... и о том, что они сделали... Как бы то ни было, — она взяла себя в руки, — они собираются переехать во Фресно.

— Кто?

— Элен и Дэн. Счастливого пути, сказала я. Она и люди вро­де нее... Во всяком случае, Берт, Элен, Дэн и я разговаривали позавчера, и я сказала Берту, чтобы он убирался и отправлялся к ним. Но он сказал, что не хочет. А Элен и Дэн сказали, что со­бираются во Фресно, где у Дэна будет новая работа и что они по­стараются все уладить между собой. Надеюсь, им это удастся, но женщины, которые так поступают... А я еще считала ее своей подругой... Но я не хочу вникать в это сейчас. Как бы там ни было, они уедут через пару недель.

— А Берт?

— Я велела ему уйти. Я не могу выносить его присутствия. Он спит в гостиной, но я не хочу, чтобы он жил в моем доме.

— Вы все еще в бешенстве, и...

— Ну, я просто думаю, что не может быть оправданий тому, что он сделал. Вероятно, мне следовало бы быть более снисходи­тельной, но...

— Но Вы сейчас не чувствуете жалости.

— Нет, не чувствую. Это неправильно, я знаю. Я должна была бы остаться спокойной и просто сказать, что это не имеет значе­ния, но это имеет значение. О, я не хочу снова погружаться в эти чувства. — Пауза. — Как бы то ни было, Берт ушел. Но он про­должает говорить, что хочет вернуться. Почему он так говорит? После всего, что он сделал. О, я не знаю.